На очередном витке операции нас ждали переговоры, причём не с кем-нибудь, а с представителями двух основных ударных флотов Литании, ещё сохранявших боеспособность. Эмиссары Критыча добились своего, и я даже не хотел знать, чего им это стоило. Но глупо думать, будто флотские вот просто так взяли, и решили провести с некими непонятными личностями сепаратные переговоры. Почва к этому готовилась давно.
Так, ещё до гибели моей девочки, в нашу систему нагрянула карательная эскадра. Она пришла на заполошные крики Дальней о пиратской угрозе. Вернее, крики сами по себе власть имущих волновали слабо, а вот то, что из колонии перестали поступать отчисления в бюджет… Всё было прозаично и напрочь лишено романтики.
Тогда прибыли два фрегата. В принципе, для банальной пиратской угрозы — вполне достаточно. Но мы-то не были простыми пиратами! В результате скоротечного боя один из кораблей был уничтожен, второй же стал поживой нашего десанта. Сигналы о случившемся поверженные каратели отправить так и не смогли, слишком плотная у нас образовалась система подавления, существенно усиленная возможностями форпоста флота.
Высшее командование не успокоилось, прислало ещё одну эскадру, на этот раз значительно серьёзней. Три крейсера, среди которых один тяжёлый, и два фрегата. Почти четверть ударного флота — грозная сила по современным меркам. Эскадру мы также перемололи, причём весьма нестандартно. Каратели бросили в бой все крейсеры и один из фрегатов, их встретили наши три основных корабля. Ещё три, захваченные до того во время предыдущего визита флотских в систему (фрегат) и нашей операции по защите советника (два тяжёлых крейсера), ожидали удобного момента для вступления в бой [11]. Фрегат противника также почему-то оставался в резерве. И тогда я решил рискнуть, поучаствовать в бою лично. Конечно, до того мне уже доводилось выполнять роль диверсионной группы, однако сейчас всё было иначе. Я должен был участвовать, как дополнительная боевая единица флота. Уверен, Валери бы меня отговорила, а вот Ле наоборот — горячо поддержала. Так и сказала, что если бы у неё были мои возможности, она бы даже не раздумывала. И я рискнул. В душе ничто не шевельнулось, когда я вылетел навстречу фрегату на жалком истребителе. Слон и моська. Что может быть смешней? Вот только мои поля буквально раздавили исполина, превратили его в аккуратный шарик космического мусора. Словно гравитационные силы порезвились. Нет, подобное мероприятие не далось мне легко. Но и такой степени иссушения, как во время достопамятной десантной операции, не наступило. Просто тяжело, ничего сверхъестественного. Можно себе представить реакцию флотских на увиденное! А уж когда на поле боя вплыли три наших засадных корабля… Флотские сразу пошли на переговоры и отказались от сопротивления. Всё же репутация работала за меня, а после подобной подкрепляющей её демонстрации, даже заядлый безбожник уверует. Так наша эскадра пополнилась ещё четырьмя кораблями. Конечно, некоторые офицеры не прошли проверку на лояльность, но мы их не тронули, лишь отправили в колонию под домашний арест. Зато наша сводная эскадра теперь насчитывала уже не шесть, а десять кораблей, а после присоединения ещё двух сагитированных Критычем и компанией фрегатов — их число возросло до двенадцати. По сути, это был полноценный ударный флот. Одиннадцатый флот Литании.
И вот теперь переговоры… Два ударных флота, тридцать три корабля только тяжёлого класса — от фрегата до линкора включительно. Можно себе представить, насколько это всё было важно для нарождающегося сопротивления! Но сами переговоры оставили противоречивые чувства. На первом раунде мы упёрлись в стену непонимания. Флотские требовали официального подтверждения наших полномочий действовать от имени Совета и всей Литании. Только на втором раунде, когда к делу подключился наш союзный политик, Энни Гиннес, удалось немного продвинуться. В этот раз со стороны флотских участвовали те высшие офицеры, которые с самого начала были настроены лояльно. В тяжёлой дискуссии нам удалось выработать поэтапный план, более-менее устраивающий все стороны конфликта.