Меч в ножнах из дикой сливы

– Я ничего не боюсь! – вскинулась было девушка, но тут же осеклась и потупилась.

– Раз так, тогда и вовсе нет смысла задерживаться тут. – Ючжэнь подхватил котомку, заткнул за пояс фучэнь и первым пошел через кусты. Цю Сюхуа вскоре обогнала его, пытаясь одновременно накинуть плащ и поправить меч на боку; запуталась в завязках, выругалась сквозь зубы и быстро зашагала вперед по ровной каменной дороге.

Теперь, когда его давние догадки о цели их путешествия подтвердились, Ючжэнь смотрел по сторонам с гораздо большим вниманием и любопытством, подмечая различные особенности. Если ущелье с травами походило на клановые сады, где растения не только услаждали глаз, но и приносили пользу, то эта местность за аркой вполне тянула на гостевую или хозяйственную часть. Живая изгородь по бокам сильно разрослась без ухода, но сквозь нее можно было разглядеть павильоны и беседки из белого и темно-серого камня: иные целые, иные полуразрушенные, поросшие плющом, а какие-то строения и вовсе походили на склады или сараи. «Более полувека прошло, – раздумывал Ючжэнь, – а все мерещится, что хозяева вот-вот вернутся в покинутый дом. И какое все же отношение дева Цю имеет к Цинь Сяньян? Надеюсь, она расскажет хоть что-то, прежде чем мы доберемся до ее собратьев».

Несколько ши спустя впереди показалась очередная лестница, уводившая в проход между скалами. Цю Сюхуа устремилась по ней почти бегом, но на полпути, на небольшой площадке, остановилась и круто развернулась к Ючжэню.

– Мы дошли! – она глядела с вызовом. Ючжэнь неторопливо поднялся к ней, осматриваясь. По обеим сторонам площадки в нишах стояли искусно выполненные статуи: справа возлежал могучий тигр, подняв гордую голову, слева присел с наполовину вынутым из ножен мечом воин в легком доспехе, с непокрытой головой.

– Эта новость радует мое сердце, дева Цю. Но вряд ли нужное нам место располагается на данной лестнице, сколь бы красивой она ни была. Укажешь мне путь?

Однако Цю Сюхуа не трогалась с места, пристально вглядываясь в его лицо. Ее глаза – о, Ючжэню хорошо было это известно – таили и небесные звезды, и огни Диюя, но сейчас казались двумя черными безднами на бледном лице, затягивали в неизведанную глубину. Ючжэнь ощутил легкое головокружение, будто пропасть с частоколом на дне разверзлась под его ногами, и неясно было, упадет ли он в нее или его удержат на самом краю. Он молчал, охваченный сложным, не поддающимся описанию чувством, а девушка вдруг судорожно вздохнула, как перед прыжком в воду, и, сделав пару спотыкающихся шагов, обхватила лицо Ючжэня ладонями, прижавшись губами к его губам.

Был ли это поцелуй? Той частью своего разума, что еще способна была что-то оценивать, Ючжэнь осознавал, что в поцелуе должны участвовать двое, а он сам не мог пошевелить ни губами, ни телом, замерший в неподвижности, как очарованный или проклятый, будто губы Цю Сюхуа таили яд, лишающий даже возможности дышать. Заклинательница, очевидно, не получив отклика, не пыталась усилить напор, не двигалась, просто прижималась губами, и от них исходил жар, а от ладоней, обхвативших его лицо, – холод, и Ючжэнь терялся в новых ощущениях, в голове бились два вопроса: «За что?» и «Зачем?». Волосы девушки пахли горным ветром и горькими травами.

Спустя вечность – или все же пару фэней – Цю Сюхуа медленно отстранилась, не глядя в глаза, неловко дернулась и бросилась вверх по лестнице; уши пылали двумя кострами. А Ючжэнь остался стоять, прижав ладонь к губам.

О Дракон и Феникс, не видеть ему теперь обретения Дао! Даже до первого уровня совершенно-мудрого не добраться, ведь тот обязан следовать принципу недеяния, преодолевать страсти и в конечном итоге полностью контролировать все телесные функции своим разумным сердцем-синь[241]. Об абсолютной свободе второго уровня нечего и мечтать: какое может быть единство с Дао[242], если неразумное сердце колотится в груди как сумасшедшее и знать не знает ни о каких практиках усмирения духа?!

«Мудрец не делает своего тела рабом вещей, не нарушает гармонии страстями. Поэтому в радости не ликует, в печали не скорбит… Человек при рождении покоен – это его природное свойство. Начинает чувствовать и действовать – и тем наносит вред своей природе»[243], – повторял про себя Ючжэнь, силясь вновь обрести ту спокойную созерцательность, с которой вернулся вчера на поляну, с которой сегодня утром отправился в путь. Кое-как внушив себе обязательно спросить у Цю Сюхуа, что это на нее нашло, молодой даос поспешил вверх по лестнице. Однако, до боли честный с самим собой, вынужден был признать, что прикосновение обветренных губ девушки было приятным. Дракон и Феникс, о чем он только думает?!

Лестница закончилась высокими воротами, сейчас выломанными: одна створка висела на нижней петле, другая лежала рядом полусгнившей грудой. В проем лилось красно-золотое сияние, уходящее за горы солнце слепило глаза; сделав несколько шагов, Ючжэнь вошел в тень стены и наконец смог осмотреться.