В тот злополучный день поэт и цыганка также разошлись. Гренгуар взял на откуп правобережную часть города, а Эсмеральда отправилась танцевать к собору Парижской Богоматери. Там-то её и заприметил Феб, навещавший невесту. Гуляние в Булонском лесу, ознаменовавшееся внезапным побегом танцовщицы, мигом воскресло в его памяти. И, хотя капитан не остался тогда обделённым женским вниманием, обида на вероломную цыганку вспыхнула в нём с новой силой. Феб не привык к пренебрежительному отношению к собственной персоне. Эсмеральду, вздумавшую дразнить его, следовало хорошенько проучить. Он дождался конца представления. И, когда плясунья, собрав со зрителей дань, засобиралась восвояси, капитан, оглянувшись — не наблюдает ли с балкона Флёр-де-Лис, позвал, как прежде:
— Эй, малютка!
При звуке знакомого, столь много значащего некогда голоса, ток прошил тело Эсмеральды. Она задрожала, былое увлечение вспыхнуло в ней. Верно сказано: «Antiquus amor cancer est»***. Знай бедняжка другую пословицу — «Actum ne agas»**** — она не угодила бы в расставленную капитаном де Шатопер ловушку.
* Ойкумена — освоенная человечеством часть мира.
** Эвтерпа — муза поэзии и лирики.
*** Старая любовь не забывается. (лат.)
**** С чем покончено, к тому не возвращайся. (лат.)
========== Глава 6. Месть солнцеликого ==========
Эсмеральда, не предполагая каверзы, приблизилась к капитану с именем бога солнца. Почему бы, в самом деле, не подойти, когда тебя зовут? Она позабыла данное судье обещание, которое, к слову, трудновато сдержать, если воспринимать всё буквально. Живя в густо населённом городе, с утра до вечера вращаясь в толпе, сложно не взглянуть ни на одного мужчину! Тем не менее, к Фебу она кинулась не так быстро, как сделала бы пару месяцев назад. Капитан, привязав коня к каменной тумбе, с самодовольной ухмылкой приветствовал цыганку. Шпоры его при этом звякнули: офицер знал, как безотказно этот приём действует на впечатлительных девиц.
Невольно цыганке пришло на ум сравнение де Шатопера с Фролло. Капитан был моложе судьи, выше ростом, шире в плечах, щеголял военной выправкой, лихо подкручивал пшеничные усы. Выражение его лица выделялось открытостью, глаза по-разбойничьи сверкали. Этот человек всегда говорил то, что думал, и не боялся самого чёрта, частенько отпуская в речи богохульства. Судья же телосложением обладал поджарым, осанкой прямой, и цыганка знала, какая сила кроется в его ошибочно кажущемся щуплым теле. Его лицо, в отличие от миловидного капитанского, не отличалось красотой. Да ещё портила его привычка хмуриться и опускать очи долу. Вот глаза у судьи действительно красивы, они выдавали внутреннее состояние Жеана, даже если он не произносил ни слова и не проявлял эмоций. Фролло был зол, хитёр, скрытен, страшился неизвестного, противился новому, подвержен суевериям вроде существования псоглавцев и прочих чудных народцев, дотошен в вопросах веры. Если Феб походил на разящий без промаха меч, то Фролло — на больно жалящий стилет. Капитан раскрывался сразу весь, судья предпочитал прятать истинную сущность, как алмаз, открывающийся каждый раз новыми гранями. Один обожал шумные компании, другой сторонился увеселений. Солнце и луна, противоположные полюса магнита, эти двое мужчин влекли Эсмеральду. И, надо сказать, первый имел гораздо больше оснований нравиться женщинам.
— Что вам угодно, сударь? — спросила плясунья, не опуская головы перед недавним божеством, без прежней застенчивости, так не вязавшейся с её социальным статусом.
— Что, чёрт подери! У тебя, по всему, заведено сбегать, слегка раззадорив мужчину, — подбоченился Феб, стрельнув глазами по сторонам. — Я вижу, ты в добром здравии, не сгинула в чаще, как верещал глупый гаер с козой, и по-прежнему пляшешь перед собором, не опасаясь вновь раздразнить горбуна.
— Ох! Я исчезла тогда не по своей воле и искренне сожалею о причинённом вам беспокойстве, — смиренно произнесла цыганка.
— Былое быльём поросло, — отмахнулся офицер, — хоть мне и любопытно, куда ты тогда запропастилась. Но ты осталась мне должна, малютка!
— Я непременно верну вам деньги… — засуетилась Эсмеральда, собираясь отдать заработанные монеты, но капитан тяжёлой рукой взял её за подбородок — почти так же, как когда-то судья в лесу.
— Дело не в деньгах, чёрт тебя задери!
— В чём же? — хлопала ресницами цыганка.
— Ты ещё спрашиваешь! Я вдоволь насладился твоими танцами, но так и не успел узнать тебя поближе. Это как смотреть на бутылку великолепнейшего кларета старой лозы, не смея её откупорить.
Цыганка вспыхнула, как спичка. Рванувшись, она высвободилась из хватки капитана, отступила, произнесла с укоризной:
— Как вам не совестно, сударь, делать такие предложения перед домом девушки, которая завтра станет вашей женой?!