Мечта, которая сбылась (СИ)

Как особа, наиболее приближённая к монарху, Верховный судья без труда преодолел все препоны, окружавшие Плесси-ле-Тур. Людовик Одиннадцатый пребывал по состоянию здоровья в личных апартаментах, куда Жеан и отправился, пользуясь правом входить к королю в любое время дня и ночи. Монарх, вынужденный из-за обострившегося приступа подагры отказаться от любимейшего из времяпрепровождений, развлекался тем, что выпустил в комнате несколько отловленных специально для такого случая крыс, за которыми гонялись собаки, прекрасно вышколенные и мгновенно повиновавшиеся командам хозяина. Ошалевшие грызуны тщетно оборонялись от псов в богатых ошейниках, та мебель, какую возможно было опрокинуть — опрокинута, в комнате царил подлинный хаос, будто там бесновалась армия чертей.

— Ату, Мюге! Взять её, Писташ! Да ты никак заснул, мерзавец?! Ле-ле-ле-ле! — кричал король, впав в азарт.

Подобной забавой он заменял настоящую охоту, лишившись возможности носиться по лесам и страдая от этого. В такие минуты для него снова трубили рога, улюлюкали доезжачие, чистокровный скакун стрелой летел сквозь чащу. Ведь в лучшие времена Людовик мог сутками преследовать строптивого оленя, останавливаясь лишь для краткого отдыха в попутных деревнях! Всё кануло в прошлое и отныне он, подобно одряхлевшему льву в клетке зоосада, принуждён занимать себя никчёмной травлей, чтобы только забыться. Почему подчас тело стареет быстрее души?

Фролло появился на сцене как раз в тот момент, когда борзая по кличке Мистоден — фаворит короля среди псов, нацелилась на крысу, молнией метнувшуюся наискосок через комнату. Жеан стал свидетелем того, как пёс, раззявив пасть с зубами, каких не постеснялся бы и волк, взметнув в воздух поджарое мускулистое тело, в прыжке настиг добычу. Раздался пронзительный писк, хруст, и Мистоден предстал перед хозяином с видом победителя, держа поперёк туловища безжизненное тельце крысы. Фролло поморщился, что, однако, не укрылось от Людовика.

— Я знаю, как ты не любишь охоту, куманёк, — улыбнулся монарх. Длинный острый нос делал его похожим на старого ворона. — Тебе, отправившему на тот свет народу больше, чем капель в пинте вина, претит убивать животных.

— Осмелюсь возразить, сир, — защищался Фролло, которому не нравился этот разговор, тем более, что его величество преувеличивал, — я не убиваю невинных без причин. Я сужу преступников в соответствии с законом и мерой содеянных ими злодеяний.

Людовик, подволакивая ногу, прохромал в кресло, откуда и цеплял стоявшего навытяжку «кума».

— Полноте, Фролло, будто я не знаю, как ты жесток и непримирим к людям, особенно к цыганам. Не ты ли добился для них запрета на въезд в Париж? Да, впрочем, оставим их, когда есть вопросы важнее египетского племени. Я хочу, чтобы ты присутствовал при визите фламандского посла.

Верховный судья почтительно поклонился. Затем двое в окружении свесивших языки псов и с бойцами шотландской гвардии за закрытыми дверями приступили к обсуждению предстоящего приёма.

В то время как Жеан пребывал вдали от Парижа, цыганка жила как прежде, всё в той же каморке со сводчатым потолком, вместе с Гренгуаром, состоявшим при ней не то в качестве брата, не то телохранителя, не то переносчика тяжестей. По утрам, умывшись и наскоро перекусив, она с наречённым супругом и Джали отправлялась по привычному маршруту, давая по пути представления. В последнее время, впрочем, компания артистов всё чаще стала разделяться: Эсмеральда рассудила, что, трудясь одновременно в разных местах, они заработают вдвое больше, чем при совместном выступлении. Пьер, обучившийся от приятелей-бродяг акробатическим трюкам, достаточно усовершенствовал новое ремесло и способен был осилить самостоятельное представление. Плясунья даже доверяла ему Джали. Умная козочка, признав в поэте хозяина, прекрасно его слушалась. Гренгуар нисколько не возражал против подобного распределения обязанностей. Во-первых, ему предоставилась возможность выйти из тени цыганки, самостоятельно добывая пропитание, как подобает мужчине. Во-вторых, козочка, к которой он привязался, переходила в его владение и он, а не Эсмеральда, повелевал ею, заставляя называть число и время суток и передразнивать видных мужей Парижа. В-третьих, что немаловажно, в одиночку лучше думалось о будущих произведениях, ибо наш поэт не терял надежды вернуться на литературное поприще. Каждый вечер он просиживал над бумагой, которую доставал где только возможно, сочиняя пьесу в стихах. Пожелаем же ему удачи! Ведь нередко служители Эвтерпы** начинали восхождение на Парнас с чердаков, мансард, где гуляют сквозняки, не имея ни гроша за душой. Как знать, не уготовлен ли триумф и Пьеру Гренгуару?