Мечта, которая сбылась (СИ)

Путь от Дворца правосудия до собора Парижской Богоматери, где ему надлежало принести покаяние, превратился в мучительнейшую пытку. Фролло шёл пока в своей обычной одежде, означавшей ещё действующую принадлежность к миру живых, к окружающим его людям, а также напоминающей зрителям о том, что наказание ожидает любого, преступившего закон. Он напоминал чёрного ворона, только жалкого, побитого, волочащего крыло. Поскольку Гревская площадь оттянула на себя основное внимание публики — ведь казнь куда интересней псалмов! — Жеан добрался до собора почти без приключений, хотя капитан де Шатопер, отвечающий за охрану осуждённого, не слишком и пресекал выпады. Но много ли надо надломленному тюрьмой человеку, чтобы сломаться окончательно? Оскорбления, плевки, улюлюканья, камни, комья грязи делали своё дело. Жеан Фролло, преклонивший колени на ступенях собора, не был прежним гордым Фролло дю Мулен, всегда державшим голову высоко, а спину прямо. Он крепился из последних сил, чтобы сохранить надменный вид. Всё тело его до кончиков ногтей налилось тёмным, отвратительным страхом. Губы его подрагивали.

— Пожалуйста… Скорее… — шепнул он брату, возглавлявшему процессию, с хоругвями и песнопениями вышедшую к нему из распахнутых настежь врат центрального портала.

Сон сбывался лишь с небольшой разницей в деталях. Осуждённый и ощущал себя будто во сне, настолько всё смешалось в его голове. Жеан впал в спасительную прострацию. Он слышал псалмы и не осознавал, что это поют над ним панихиду. Он стоял одной ногой в могиле. Ему развязали руки, дали зажжённую свечу — он безропотно взял её. Он повторял произносимую над ним формулу покаяния, не понимая, что и зачем говорит. Он видел, как брат простёр над ним руку и произнёс нечто, вызвавшее негодование собравшихся.

— Я не позволю публично казнить этого человека! — заявил священник. — Он на святой земле!

Парижский прево, чей горячий конь рыл передним копытом мостовую, встрепенулся. Мессир д’Эстутвиль ожидал подобного выпада и немедленно пресёк его.

— В таком случае его казнят без публики! — гаркнул он зычным голосом, выкатив грудь колесом. — Преступник за пределами храма и защита церкви над ним не властна. Увести!

Таким образом находчивый мессир Робер оставил за собой право распоряжаться жизнью осуждённого, посрамив епископа. Хоть Жеан Фролло и приходился ему другом, закон был превыше всего.

Жеану приказали встать и он, потерянный, покорно выполнил приказ. Клод с сожалением смотрел на него, но в кровоточащей душе Жеана ничто больше не находило отклика. Надежды не оставалось. Он уже не мог поднять голову и остаток пути проделал, позорно понурившись, еле волоча ноги. Камень, пущенный меткой рукой, рассёк ему бровь. Он дёрнулся, но почти не почувствовал боли. Он жаждал только одного: не упасть, вот сейчас не свалиться, не пошатнуться ни перед толпой, ни перед палачом, вытерпеть пытку до конца. Один лишь раз за весь скорбный путь Фролло встрепенулся. Ему показалось, будто бесконечно дорогой голос позвал его по имени. Вздрогнув, он впился глазами в толпу, отчаянно высматривая Эсмеральду, но не нашёл её.

Между тем цыганка действительно находилась совсем рядом. Задыхаясь, энергично работая локтями, она продиралась сквозь плотный людской заслон к самому эшафоту, окружённому стражей. Роковая минута неотвратимо приближалась. Анрие Кузен готовился принять осуждённого в своё распоряжение, чтобы переодеть в белую рубаху, по давнему праву забрав себе вещи, представлявшие ценность, и совершить казнь. Между жертвой и всем остальным миром пролегала незримая граница, преступить которую было практически невозможно. Когда Жеан, угрюмо свесив голову на грудь, предстал перед палачом, его могло спасти лишь чудо. Зрители, почуяв мрачную торжественность момента, примолкли.

Мессир Робер д’Эстутвиль предугадал вмешательство священника и противостоял ему. Однако он не предполагал, что женщина, особенно та, которой движет любовь, способна на многое. Эсмеральда — встрёпанная, раскрасневшаяся, решительная, выбилась из кольца зевак, пытаясь проникнуть в пространство перед эшафотом, но её с силой оттолкнул стражник. Девушка, охнув, упала, но тут же поднялась и отчаянно крикнула:

— Стойте!

Все взоры обратились на хрупкую цыганку. Площадь разразилась глубоким удивлённым вздохом. А Эсмеральда, смело шагнув вперёд с видом Цезаря, переходящего Рубикон, звонко повторила:

— Стойте! Я беру этого человека в мужья!

========== Глава 15. Слово сказано ==========

Слово произвело эффект разорвавшейся бомбы. Пусть сказала его простая цыганка, но оно было произнесено, и несколько сотен пар ушей его слышали. Парижский прево сперва опешил от неожиданности, но быстро овладел собой и предпринял попытку поправить щекотливое положение. Тронув поводья, он подъехал к нарушительнице, дерзнувшей прервать процесс в самый напряжённый момент.