Монастырская купальня, пространство которой было заполнено ваннами из морёного дуба, разделённых ширмами, в этот час пустовала. Только в углу, возле печи, служившей для подогрева воды, хлопотал послушник. Фролло, сбросив одежду до последней нитки, погрузился в одну из ванн. Квазимодо, взяв на себя обязанности банщика, помогал послушнику, таская котлы и поливая хозяина тёплой водой. Отфыркиваясь, блаженно жмурясь, встряхивая головой, Жеан с энтузиазмом скрёб кожу мочалом, растирал ароматным мылом. Завернувшись после омовения в белую простынь, насухо вытерев порядком отросшие в тюрьме волосы, он ощутил себя заново родившимся и почувствовал прилив сил. Живучестью и некоторыми повадками, как читатель, несомненно, успел заметить, бывший судья походил на кошек, которым покровительствовал. Брезгливо толкнув ногой ворох грязной одежды, хранившей следы его сегодняшнего позора, Жеан приказал Квазимодо:
— Сожги это. И пусть вместе с ней сгорит память о судье Фролло!
Вместе со сгоревшим платьем уходил в небытие завершённый этап его жизненного пути. Облачившись в чистое одеяние, он вступал на новый путь, распростершийся перед ним.
Выйдя во двор монастыря, отдохнувшие и преобразившиеся супруги Фролло увидели поджидавший их приятный сюрприз. Пьер Гренгуар, стоя возле готовой к поездке кареты, о чём-то беседовал с кучером. К ногам его прижалась белоснежная козочка. Следовало отдать должное жертвенности поэта. Он крепко привязался к смышлёному животному и с превеликим трудом возвращал его Эсмеральде.
— Джали! О, моя Джали, как я соскучилась по тебе! — воскликнула цыганка, устремившись к подружке, приветствовавшей хозяйку торжественным блеянием.
— Неужто вы вздумали удрать, не попрощавшись со мной? — широко ухмыльнулся поэт, демонстрируя два ряда молодых крепких зубов. — Ещё никому не удавалось провести Пьера Гренгуара! Едва услышав о вашей свадьбе, я быстрее ветра полетел к собору. Я сказал себе: не будь я Пьер Гренгуар и торговать мне галантереей, если я не застану их за сборами…
— Пьер! — засмеялась цыганка и, не дав ему договорить, бросилась на шею, по-сестрински поцеловала в губы.
— Полноте, сестрёнка, не ровен час об этом прознает моя Мадлен, а ревнивее этой женщины не сыскать во всей Франции, — отбивался служитель муз. — Тише! Тише! Ты меня задушишь!
— Месье Гренгуар… — произнёс Фролло. — Рад видеть вас.
Он улыбнулся мимолётно, одними уголками рта, но зато искренне. Двое мужчин, объединённых общей судьбой, одинаково спасённые женщиной от смерти, соперники в прошлом, расставались почти друзьями.
Распрощавшись с Клодом, Квазимодо и Гренгуаром, а также с кошками, прижившимися при монастыре, Жеан и Эсмеральда пустились в путь. Понурившись, Фролло думал о брате, о горбуне, которых оставлял, по всей вероятности, навсегда.
— Что ж… — выдавил он сквозь зубы, — эту пуповину давно следовало перерезать.
Сытые холёные лошади несли беглецов вперёд. Экипаж покрыл расстояние в полтора лье, когда Жеан, отдёрнув штору, выглянул в окно. Приметив справа деревню, он приказал вознице остановиться. Муж, жена и козочка вышли на дорогу.
— Возвращайся обратно, — велел Фролло, — дальше мы двинемся пешком.
— Но ведь Его Преосвященство приказал… — замешкался кучер.
— Ты должен вернуться в Париж нынче же вечером, — строго прервал Жеан. — Я не желаю, чтобы моего брата считали причастным к нашему исчезновению.
Пути окончательно разошлись. Карета, утопая колёсами в дорожной пыли, покатила обратно в Париж. Бывший судья, цыганка и Джали отправились в деревню, где рассчитывали найти ужин и ночлег.
Над землёй нависла ясная летняя ночь. Чёрное небо, похожее на перевёрнутую чашку, усыпали звёзды. Небольшая деревня, насчитывающая десяток дворов, погрузилась в дрёму. Устоявшуюся тишь изредка нарушали хрюканье свиней, ворочавшихся в хлеву, да квохтанье кур, не поделивших место на жёрдочке. Жеан и Эсмеральда, предпочтя двор сну в крестьянской лачуге, где и без них было тесно и где, к тому же, водились клопы, устроились под навесом, на охапке соломы. Ночёвка на свежем воздухе имела и практическое значение: в случае опасности беглецы имели возможность беспрепятственно скрыться.
Довольно нетривиальное брачное ложе дополняло причудливую свадьбу, служа также завершением заполошного, переполненного приключениями дня. Но что значило окружающее для влюблённого мужчины, сжимающего в объятиях женщину, приводящую его в сладострастный восторг?
— Помнишь Булонский лес? — спросил Фролло, откинувшись на спину, сполна вознаграждённый за долгое постничество. — Пресвятая дева, никогда не думал, что со мной повторится нечто подобное!
— Когда ты уволок меня в чащу, точно лесной дух? — промурлыкала Эсмеральда, укладывая кудрявую голову на его плече. — Да… Наша первая ночь и впрямь похожа на эту.
— Сама судьба предначертала нашу встречу, намеренно сталкивая нас. Ради того, чтобы стать твоим мужем, стоило угодить на эшафот!
— Тише! Не говори так. Что, если бы я опоздала, или тот важный господин меня не послушал? О! Сердце замирает при одной мысли об этом.