Мечтатель Стрэндж

С некоторыми делегатами было легче, чем с другими. Белабра, математик, потребовал себе кабинет с высокими стенами, на которых он сможет записывать формулы и стирать их как посчитает нужным. Кетер, художник и проектировщик катапульт и осадных орудий, нуждался только в чертежном столе, который доставили в его комнату в ратуше.

Лазло сомневался, что инженерам требуется что-то большее, но Эблиз Тод, похоже, отнесся к этому как к вопросу разграничения – более «важные» гости должны просить и получать больше других. Он продиктовал подробные и конкретные требования, и в долг Лазло входило их исполнить с помощью группки местных, которых приставила к нему Сухейла. В результате мастерская Тода в Плаче превосходила по величию его мастерскую в Сиризе, хотя большую часть времени он все равно проводил за чертежным столом в углу.

Каликста ни о чем не просила, но Лазло знал, что они с Царой закупились различными видами смолы, чтобы приготовить липкую массу, которая поспособствует восхождению. Потребует ли этого от нее Эрил-Фейн – вопрос. Сама девушка подозревала, что ее пригласили, чтобы спасти от тюрьмы, а не из реальной необходимости, но она настроилась в любом случае выиграть свое пари с Тодом.

– Ну что, улыбнулась тебе удача? – спросил Лазло, увидев, как она возвращается после тренировки с якорем.

– Удача не имеет к этому отношения. Все дело в силе и хитрости. – Девушка подмигнула, шевеля пальцами, как паук с пятью лапками. – А еще в клее.

Когда она опустила руки, Лазло вдруг осознал, что на них не осталось серых пятен. После своего контакта с якорем он узнал, что эта грязь не смывается даже водой с мылом. Но со временем она потускнела и исчезла. Должно быть, мезартиум реагирует на кожу, как некоторые другие металлы. Медь, к примеру. Но не на кожу Каликсты. Она часто прикасалась к якорю, но на ней не оставалось никаких следов.

Феллеринги, Музейв и Тион Ниро нуждались в лаборатории, где они могли бы расставить оборудование, привезенное с запада. Близнецы и натурфилософ довольствовались преобразованной конюшней рядом с ратушей, но Тион отказался там работать и потребовал найти ему другое место. Лазло пришлось пойти с ним в качестве переводчика, и поначалу он не понимал, чего хотел алхимик. Он отверг свободные комнаты, поскольку те были то слишком большими, то слишком маленькими, и в конце концов остановил свой выбор на чердаке крематория – пещеристом помещении, которое было просторней тех комнат, которые он назвал слишком большими. Там не было окон – лишь одна огромная тяжелая дверь. Когда Ниро запросил для нее не менее трех замков, Лазло наконец догадался: место выбрано за его уединенность.

Похоже, Тион намеревался сохранить тайну азота даже в городе, где когда-то давно его и открыли.

Дрейву требовался склад, где он мог бы спрятать порох и химические вещества, и Лазло обо всем позаботился: нашел склад за городом – на случай непредвиденных взрывных обстоятельств. А если расстояние приведет к уменьшению количества встреч с Дрейвом – что ж, это бонус.

– Это чертовски неудобно! – ворчал подрывник, хотя неудобство оказалось минимальным ввиду того, что, проследив за разгрузкой своих материалов, больше он на складе не появлялся.

– Просто скажите, что надо подорвать, и я примусь за дело, – заявил он, а затем продолжил тратить свое время на прогулки по городу в поисках удовольствий, смущая женщин своим похабным оскалом.

Озвин, фермер-ботаник, нуждался в теплице и полях для посева, поэтому ему тоже пришлось выйти за границу города и тени цитадели, чтобы семена и саженцы могли нежиться в солнечном свете.

«Растения, которые мечтали стать птицами» – это его работа. Слова взяты из легенды о серафимах и описывали мир, каким его нашли эти создания, когда спустились с небес: «И обнаружили они плодородную почву, сладкие моря и растения, которые мечтали стать птицами, поднимаясь к облакам на крыльях из листвы». Лазло давно прочел этот отрывок и счел его за фантазию, но в Танагости это соответствовало действительности.

Растение называлось улола и славилось двумя достоинствами. Первое: в жару его неописуемые кустарники были излюбленным местом для отдыха серпаизов, чем и объяснялось прозвище «змеиный тенек». И второе: его цветы могли летать.