Мечты

Очень досадно, что я не могу ничего дословно припомнить изъ этого очерка; если бы могъ, я просто-напросто помстилъ бы здсь его лучшія мста, чтобы вы сами могли судить объ его красотахъ, а не врить мн на слово, что они дйствительно были. Но я не сохранилъ этого очерка, и у меня въ памяти осталось только одно воспоминаніе о немъ.

Я очень гордился своимъ новымъ очеркомъ и, вернувшись въ городъ, первымъ дломъ понесъ свое произведеніе къ одному изъ моихъ пріятелей, извстному литературному критику. Разумется, плохую, даже второстепенную вещь я никогда не ршился бы представить этому критику, зная, что это могло бы доставить ему только лишнее огорченіе.

Съ его согласія я самъ прочелъ ему свой очеркъ, а когда кончилъ, предложилъ обычный въ такихъ случаяхъ вопросъ:

— Ну, какъ теб это кажется?

— Великолпно! — отозвался онъ. — Я и не подозрвалъ, что ты до такой степени свдущъ въ древней литератур. Нтъ почти ни одного классическаго произведенія, изъ котораго ты не позаимствовалъ бы кое-чего. Не могу только припомнить, откуда ты взялъ заключительную идею… Впрочемъ, быть-можетъ, она твоя собственная?

Дальше онъ сказалъ, что если его догадка врна, т.-е. если т размышленія, которыми я заключилъ свой очеркъ, принадлежатъ самому мн, то лучше ихъ уничтожить, потому что увнчиваніе такой прекрасной, единственной въ своемъ род компиляціи со страницъ древнихъ авторовъ только бы испортило ея цнность.

Затмъ онъ началъ перечислять имена тхъ давнымъ-давно отошедшихъ въ вчность писателей, поэтовъ и мыслителей, трудами которыхъ, по его мннію, я воспользовался.

— Ты ошибаешься! — горячо возразилъ я, когда настолько пришелъ въ себя отъ поразившаго меня изумленія, что оказался въ состояніи управлять своимъ языкомъ. — Это вовсе не компиляція, а чистйшій оригиналъ.

Я записывалъ только то, что приходило мн на умъ само собою, безъ всякихъ вспомогательныхъ средствъ. Изъ всхъ перечисленныхъ тобою лицъ я читалъ только Шекспира; остальныхъ же знаю только по именамъ.

Разумется, мой пріятель нашелъ въ моемъ очерк сильное вліяніе и Шекспира. Я положительно готовъ возненавидть этого Шекспира. Его всегда ставятъ въ примръ намъ, молодымъ писателямъ, а я терпть не могу никакихъ моделей. У насъ въ школ была модель — нкто Генри Семмерсъ, и его постоянно ставили намъ въ образецъ. Бывало, только и слышишь:

— Посмотрите на Генри Семмерса! Онъ никогда не ставитъ предлога передъ глаголомъ и не пишетъ въ словахъ неподходящихъ буквъ; вообще пишетъ именно такъ, какъ должно писать, — или же:

— Отчего вы не берете примра съ Генри Семмерса? Онъ никогда не обливаетъ чернилами своей тетради и самого себя.

Намъ, въ конц-концовъ, такъ надолъ этотъ «образецъ» всхъ добродтелей, что мы всей гурьбою въ одинъ прекрасный вечеръ подкараулили его за угломъ и такъ раздлали, что онъ на дв недли слегъ въ постель.

Теперь же мы только и слышимъ:

— Посмотрите на Шекспира. Отчего вы не подражаете Шекспиру? Шекспиръ никогда не позволялъ себ подобныхъ шутокъ и остротъ! Почему вы не можете шутить и острословить такъ, какъ Шекспиръ?

Если вы драматургъ, то вамъ еще больше будутъ тыкать въ носъ Шекспиромъ и негодующе шипть:

— Отчего вы не берете себ въ образецъ Шекспира? Онъ никогда не выбиралъ въ герои своихъ безсмертныхъ твореній такихъ людей, какихъ изображаете вы.

Но попробуйте хоть разъ разршить себ небольшое позаимствованіе изъ Шекспира или «близкое подражаніе» ему, тогда вс сейчасъ же закричатъ, что надо быть сумасшедшимъ, чтобы осмлиться на такое кощунство. Заимствовать хоть слово у божественнаго Шекспира! Дерзнуть подражать ему, этому титану драматургіи!

Хорошо, что Шекспиръ уже не живъ, иначе тоже, пожалуй, гд-нибудь въ пустынномъ мст его подкараулила бы компанія выведенныхъ изъ терпнія современныхъ драматурговъ и дала бы ему основательную трепку.

Но вернемся къ моему пріятелю-критику.

— Какъ могу я поврить теб, когда все твое произведеніе, кром заключительныхъ строкъ, состоитъ изъ мыслей и положеній, встрчающихся у поименованныхъ мною авторовъ? — говорилъ этотъ пріятель. — Я даже могу показать теб въ ихъ сочиненіяхъ т мста, которыя почти слово въ слово повторены тобою. Желаешь, я сейчасъ принесу эти книги, и ты самъ убдишься…

Но я отклонилъ это любезное предложеніе, сказавъ, что врю ему и такъ.

— Удивительное дло! — продолжалъ я, глубоко возмущенный;- выходитъ, что вс эти Платоны, Сократы, Аристотели, Софоклы, Аристофаны и прочіе прославленные люди, воспользовавшись моимъ отсутствіемъ въ ихъ время на свт, только для того и написали свои произведенія, чтобы испортить мн все удовольствіе. Ну, и Богъ съ ними! Больше я не желаю слышать о нихъ.

Я взялъ свою рукопись, бросилъ ее въ топившійся каминъ моего пріятеля и, разсерженный, ушелъ отъ него съ тмъ, чтобы никогда не заглядывать къ нему.

Съ тхъ поръ я пересталъ стараться объ «оригинальности». Впослдствіи тотъ пріятель самъ пришелъ ко мн съ похвальнымъ отзывомъ о моихъ новыхъ «трудахъ», и мы помирились.