Мечты и жизнь Сары Бродерхауз

Его рука под брючиной ползла вверх, к ее коленке. Она представила, как обнимает его спину ногами, прижимая к себе, как пальцы его зарываются в ее волосы, увидела их белые тела на полу мастерской около скульптуры.

Он поцеловал ее в ухо.

— Какое у тебя ушко, как у ребенка, — сказал он.

Его лицо надвигалось. Без очков его глаза оказались маленькими и голыми, без ресниц, как у старика.

— Поцелуй меня в глаза, — сказала она.

Он поцеловал. Слезы защипали ей глаза, и ей подумалось, что это опять только грезится. Она лежала с незнакомым мужчиной, пытающимся делать с ней любовь. Их ноги и руки свешивались с тахты и они никак не могли приладиться друг к другу. Ей казалось, что она никогда не слезет с этой тахты.

Девять

— Я собираюсь купить белую софу и поставить на том месте, где ты стоишь, — сказала Лаура.

Сара стояла посреди гостиной. На Саре была синяя сатиновая блузка.

— Или лучше перед окнами. Как ты думаешь? — Лаура казалась чем-то раздраженной.

На ней был пуловер цвета бургундского вина. Из выреза под подбородком торчал накрахмаленный розовый воротничок блузки, все со вкусом, но уж слишком аккуратненько.

— И там и там будет хорошо.

В углу стояло кожаное кресло, стойка для курения и напольная лампа. Напротив, у другой стены — рояль-миньон и кустик каучуконоса в горшке. За окном сиял день.

— Белую софу Мэтью не хочет, — сказала Лаура. — Он хочет коричнево-рыжую. Мужчины вообще любят коричнево-рыжее. Выбор мебели — у нас главная проблема.

Она прислонилась к косяку двери.

— Могу себе представить, — сказала Сара.

Дверной проем обрамлял Лауру, вот так бы и снять, чтобы она была не в центре кадра.

— После обеда Мэтью садится в свое кресло, курит трубку и попивает коньяк, — сказала Лаура.

— Весьма живописно.

— А я ему играю «Лунную сонату». Только первую часть, потому что дальше там слишком трудно. И опять сначала. Но он не замечает.

— А ты бы ему сыграла «Луну старого дьявола»[7] — улыбнулась Сара.

— Ничего не желает слушать кроме «Лунной сонаты».

— По крайней мере, наши уроки фортепьяно пригодились, — сказала Сара.

Они, кажется, годами играли в четыре руки «Полонез».

— Мы собираемся оклеить спальню синими обоями и холстом, — сказала Лаура. Она вышла из дверного проема.

— Ну, что, звучит премило, — сказала Сара. Это выражение она заимствовала у матери.

В кухне Лаура вытащила кастрюлю из плиты, осмотрела ее и сунула обратно. Сара посмотрела на вязанку чеснока в окне. Она проклинала себя за то, что надела сатиновую блузку — такой наряд к лицу какой-нибудь аферистке.

Лаура резала огурец.

— Можешь приходить к нам в любое время, — сказала она своим мечтательным тоном. — Наш дом — твой дом. — Она улыбнулась, глядя на огурец.

Сара жила в собственной двухкомнатной квартире над парикмахерской. Она посмотрела в окно — в нем паук опускался на невидимой нити. На душе у Сары было муторно. Хотелось вырваться куда-то на свободу, — но для этого надо разозлиться, другого способа нет.

— Я говорила тебе, что Стэнли приедет к нам в гости? — голос Лауры звучал издалека.

— Ах, Стэнли, — сказала Сара. Как это, в самом деле, получилось, что она первая улеглась в постель, когда он еще был одет? Она глубоко вздохнула.

— Он приедет с какой-то женщиной и они пробудут у нас неделю, — сказала Лаура.

— Скажи им, что это слишком долго.

— Мэтью велел мне почитать «Тайм», чтобы поднабраться интересных тем для разговоров.

— И тебя это не оскорбило? — спросила Сара.

Винни Голдмен порекомендовал ей то же самое, когда однажды обнаружил, что у нее нет никаких политических взглядов, кроме заимствованных от Ллойда. Винни сказал, что ей бы следовало побольше интересоваться тем, что происходит на свете.

— Мэтью прав, — сказала Лаура. — Когда разговор заходит о политике, я ничего не смыслю. — Она вытащила алюминиевую сковородку из-под раковины.

— А он может отбить антрекот? — спросила Сара. — А он знает, как табанить веслом каное?

— Мэтью плавать-то не умеет.

— Заведи разговор о синхронном плавании. Затей дискуссию о дрейфе на каное, — сказала Сара.

Лаура вздохнула и помаслила сковородку.

— Я тебе говорила, что мать Мэтью наготовила и привезла нам замороженных обедов на месяц вперед? Прикатили в огромном фургоне «уиннибаго» и прожили у нас во дворе целую неделю. Выдули весь наш джин. А нам пришлось парковаться на улице.

Сара сидела на табурете перед плитой. Прозвенел таймер.

— Они записали на пленку свои путевые впечатления и заставили нас слушать. — Лаура распахнула дверцу холодильника и встала перед ним. — Ну, всякую муру: как они проскочили бензоколонку «Тексако» на выезде из Бриджпорта и еще что-то по-испански. Эвелин ведь преподает испанский. Она говорит по-испански с Гарольдом и мальчишками, но они ничего не понимают.

Лаура достала бутылку оливкового масла и обернулась к сестре. Она стояла на фоне продуктов, контражурно подсвеченная сзади лампочкой холодильника.

— Ты не в духе? — спросила Сара.

— Ну, почему мы всегда выбираем мужчин, которые жаждут нас перевоспитывать, чтобы мы стали лучше, чем мы есть? — сказала она со слезами на глазах.