Мечты темнокожей девочки

пластмассового колпачка. И для нас наступает Рождество в ноябре. Дни напролет, сделав уроки, мы сидим за играми, считаем деньги в «Монополии», стучим шашками по доске, забрасываем муравьев в голубые пластмассовые штаны, пытаемся играть и в шахматы, делаем ходы, пока не запутаемся. Тогда мы с Романом говорим, что так тоже можно ходить, это просто другой вариант игры, мы называем его «наш способ». Но Хоуп и Делл отвечают, что мы еще маленькие, а игра слишком сложная для нас, и молча склоняются над доской. Каждый день у нас в семье новый чемпион по шахматам: то Делл, то Хоуп – как игра пойдет.

Иногда мы с Романом уходим от Делл и Хоупа в другой конец комнаты и становимся, как они нас называют, «парочкой младенцев», потому что играем в простые игры: крестики-нолики, шашки, виселицу, соединяем точки на картинках, но чаще всего мы, затаив дыхание, стоим за спиной у старших и наблюдаем за игрой, изо всех сил пытаясь понять, как же играют другим способом.

Одаренная

Все знают, что моя сестра талантлива.

Она с гордостью отдает маме аккуратно сложенные

письма в официальных конвертах.

Оделла добилась…

Оделла преуспела в…

Оделла была рекомендована…

За выдающиеся успехи в…

Она одаренная, говорят нам. А я думаю, что дары – значит подарки, и представляю, как их у нее много.

Я не одаренная. Когда читаю, слова крутятся и разбегаются по странице. А когда встают на место, уже поздно. Класс ушел далеко вперед.

Мне хочется когда-нибудь поймать слова, подержать, а потом осторожно подуть на них и смотреть, как они медленно уплывают из моих рук.

Иногда

В нашем доме папы нет только в еще одной семье.

Когда спрашивают, где он,

мальчик отвечает: «Умер».

А девочка молча смотрит вдаль и тянет ко рту палец.

Мальчик говорит:

– Я тогда был маленький. – И показывает на сестру:

– А она совсем его не помнит.

Иногда я вру про своего отца: «Он погиб в автокатастрофе», или «Он упал с крыши», или «Он скоро приедет. На следующей неделе». И все вру да вру про следующую неделю…

Но когда сестра рядом, она мотает головой и говорит:

– Опять она выдумывает. Никакого папы у нас больше нет. – И объясняет: – Дедушка теперь наш папа, – а в конце добавляет: – Такое случается иногда.

Дядя Роберт

Дядя Роберт переехал в Нью-Йорк!

Я слышу, как он скачет через две ступеньки, как барабанит в дверь, пока мама, в бигуди и наспех запахнутом халате, не откроет ему и не скажет шепотом:

– Детей разбудишь, уже почти полночь!

Но мы уже проснулись, все четверо, смеемся и прыгаем вокруг дяди:

– А что ты мне привез?

Мама шикает на нас:

– Поздно, не время для подарков и прочей возни!

Но мы хотим подарков и прочей возни.

Да она и сама улыбается от радости,

что видит младшего брата,

который наконец-то живет в Фар-Рокавей,

где прямо под окном его квартиры плещется океан.

Роберт разжимает кулак, и мы видим пару серебряных сережек.

Он говорит сестре:

– Это тебе за то, что ты такая умная.

Мне бы тоже хотелось

быть умной, как Делл, и получать золотые и серебряные штучки просто потому, что мои мозги всегда хорошо варят. Но я не такая. Поэтому я смотрю, как она защелкивает сережки и у нее в каждом ухе появляется по маленькой серебряной луне, и говорю:

– А я знаю девочку в десять раз умнее. И ей дарят бриллианты каждый раз, когда она получает за тест сто баллов.

Роберт смотрит на меня, его глаза смеются, он спрашивает:

– Выдумываешь? Или это правда?

В моей голове это правда, да еще какая.

В моей голове

самые разные люди делают самые разные вещи.

Кто угодно, что угодно.

Хочу сказать ему, что наш мир здесь, в Бушвике,

не единственный. Но тут мои братья спрашивают:

– А что ты привез мне?

И дядя достает из карманов,

из кожаного портфеля и даже из носков подарки.

Маме он протягивает маленькую пластинку

в сорок пять оборотов с песнями Джеймса Брауна,

которого никто из нас не любит – уж очень он орет.

Но мама ставит ее на проигрыватель, включенный

совсем тихо,

и мы все, и взрослые, и дети, начинаем танцевать.

Роберт показывает нам танцевальные шаги,

которые он выучил на вечеринках в Фар-Рокавей.

Его ноги вытворяют что-то невообразимое,

и мы все стараемся так же мягко, как это выходит у него, скользить по полу. Но наши ноги никак

не слушаются.

И мы повторяем в один голос:

– Научи нас, Роберт! Научи!

Желания

По дороге в парк дядя Роберт говорит:

– Если поймаете пушинку от одуванчика,

загадывайте желание – оно наверняка исполнится.

Но наши мысли парят высоко: мы мечтаем о качелях,

тех, что рядом с горками.

Забраться на них, ухватиться покрепче

и взлететь, как птица, закрыть глаза,

прошептать свое желание,

чтобы оно донеслось до небес. И тогда-то, верим мы,

дядины слова окажутся правдой и

все наши желания однажды обязательно исполнятся.

Доверие

Истории рождаются примерно так.

– Джек вместе с Джил на холм гулять ходил, – напевает дядя.

– И я вчера ходила гулять на холм, – говорю я.

– На какой это?

– На тот, что в парке.

– В каком?

– В парке Хэлси.

– С кем же ты там была?

– Одна.

– Тебе же не разрешают одной ходить в парк.

– А я взяла и пошла.

– Да ты, наверное, все выдумала, – сомневается дядя.

– Нет, не выдумала, ходила на самом деле.