Мечты темнокожей девочки

Мама снова укладывает нас, подтыкает одеяла

и шепчет:

– Теперь у нас есть дом на Севере.

Сон одолевает меня, и я просто не в силах сказать маме,

что наш дом здесь, в Гринвилле.

Что даже зимой здешние сверчки поют нам

колыбельную.

– А завтра утром вы увидите своего маленького

братика.

Но я уже почти сплю, обняв обеими руками мамину руку.

Роман

Его имя странное, как и он сам: этот новый братик, такой тихий, с вытаращенными глазенками и светло-коричневой кожей. Он сосет кулачок и смотрит на всех не мигая.

– Еще один мальчик, – произносит Хоуп, – теперь у нас ничья.

Но мне совсем не нравится, что теперь в нашей семье новый малыш.

Я бы с удовольствием отправила

это существо назад, туда, где живут младенцы,

пока их не забирают домой.

Я щипаю его, от щипка остается красный след,

и раздается пронзительный дребезжащий плач, который

режет уши.

– Получай! – говорит сестра. – Это он дает тебе отпор.

Потом она берет его на руки, крепко прижимает к себе, ласково шепчет: «Все хорошо, все будет хорошо», пока Роман не затихает. Он смотрит на Делл не отрываясь своими широко распахнутыми черными глазами, как будто верит каждому ее слову.

Часть III. Звезды свободы сияют с небес

Нью-Йорк

Может, где-то и есть другой Нью-Йорк,

о котором столько говорят южане.

Может, там и в самом деле деньги падают

с неба,

а тротуары усеяны бриллиантами.

Здесь же все напоминает дурной сон: холод, деревьев нет,

серый камень повсюду. Как можно любить такое место,

где не растут сосны, где нет крыльца с качелями,

которые плавно раскачиваются

под тяжестью бабушкиного тела?

Этот город начинается уже в автобусе «Грейхаунд»,

который гудит всю ночь, а потом, словно выдохнув,

замолкает в каком-то месте под названием «Портовое управление». Этот город встречает нас криком водителя:

«Нью-Йорк, конечная,

просьба освободить автобус!»

Этот город шумный и чужой,

и я ни за что и никогда не назову его своим домом.

Бруклин, Нью-Йорк

В маленькой квартирке, которую мама сняла на Бристоль-стрит в районе Браунсвилл, Бруклин, США, мы не остались.

Мы не остались, потому что тусклая лампочка на цепи, свисавшая с потолка, раскачивалась, когда наверху ходили соседи, и по стенам начинали бегать зловещие тени. А мой маленький брат пугался, начинал кричать и неистово сосать средние пальцы.

Мы не остались, потому что здание было большим и старым, и, когда кусок штукатурки упал с потолка прямо в ванну, мама сказала:

– Я не Курочка Пенни, а этот кусок вовсе не небо!

Тогда она позвонила тете Кей и ее другу Берни. Они наняли грузовик, помогли нам упаковать вещи, быстро натянули на нас зимние пальто, погасили этот мигающий свет

и увезли нас оттуда!

Херзел-стрит

Так мы переехали на Херзел-стрит.

Здесь над нами жили тетя Кей и Берни,

а прямо под нами Пичес из Гринвилла.

По субботам к нам приходили и другие люди

из Гринвилла

посидеть и почесать языками.

На плите у тети Кей булькало и шипело, тушилась капуста, жарился цыпленок, а в большой черной духовке подрумянивался кукурузный

хлеб.

Люди из Гринвилла приводили с собой людей

из Спартанбурга и Чарлстона, и все они

говорили так же, как дедушка и бабушка, ели такую же еду.

Для нас они были такими же близкими, как красная пыль и сосны, пойманные светлячки в банках, рожки с лимонным мороженым.

Веселые посиделки в жаркий вечер, кружка горячего молока холодным утром, вкусная еда, бальные танцы и музыка соул – эти люди и здесь были неотделимы от той жизни.

Они были семьей.

Пожарный гидрант

Иногда мы скучаем по красной пыли,

которая поднималась от наших босых ног, а потом оседала.

Здесь тротуар раскален все лето.

Да еще и подметают плохо:

под ногами полно бутылочных стекол,

поэтому мы носим туфли.

Зато у нашего дома стоят три пожарных гидранта, ими заведует парень с гаечным ключом. В жару, когда совсем нечем дышать, он приходит и достает из кармана ключ. Из открытого гидранта вырывается мощная струя, и мы с другими детьми пробегаем сквозь нее и смеемся, попав под холодные брызги.

Иногда даже взрослые не выдерживают.

Однажды я видела, как моя мама,

которая постоянно твердит

«ни-в-коем-случае-не-ходить-босиком-по-городу»,

сняла сандалии, встала на бордюр

и подставила ноги под струю.

Она смотрела вверх, где виднелся крошечный кусочек неба.

И улыбалась.

Гены

У мамы между передними зубами есть щербинка.

Как и у Папочки Гуннара.

И у всех детей в семье есть такая же щелочка —

она объединяет нас.

Наш младший братик Роман родился бледным, как пыль.

Люди на улице останавливаются,

увидев его мягкие коричневые кудряшки и ресницы.

– Откуда взялся такой ангелок? – интересуются они.

Когда я отвечаю:

– Это мой брат, – они сомневаются, окутывая нас плотной пеленой недоверия. Но стоит нам улыбнуться,

пелена спадает.

Что я помню о Кэролайн, но мы звали ее тетя Кей

Тетя Кей на верхней ступеньке лестницы широко улыбается, ее руки приветливо распахнуты, и мы бежим к ней.

Тетя Кей вечером в пятницу нарядная, благоухающая, с ней ее друг Берни и подруга Пичес.