Мёд и немного полыни

Странно, аже не знает буквы, но читает Коран. А я, наоборот, не понимаю, что написано в этой книге, хотя читать научилась в четыре года. Тогда соседка, бывшая директриса школы, услышав об этом, не поверила, принесла газету и ткнула в сплошные строчки:

– Тут прочитай!

Я прочла о забастовке в Америке и президенте Рейгане. Мама поправила произношение:

– Рэй-ган!

– Тьфу, тьфу, тьфу! – захлопала соседка. – Какая молодец!

Я недовольно сказала маме:

– А что это она плюётся?

Мама засмеялась:

– Так говорят, когда хвалят. Чтоб не сглазили.

Смотрю на улицу, где дети тащат санки на горку, вздыхаю и пальцем вывожу на запотевшем стекле: «Марийка».

Я родилась в девять часов, когда мама ушла на работу. Взрослые смеются, услышав эти слова, не понимаю почему. Ведь мама уходит в свою больницу как раз к этому времени. Папа с Жанатом идут в школу ещё раньше. До обеда дома со мной только аже.

Мама хотела назвать меня Жанной, потом они с папой выбрали имя Мария. Бабушка Мария, папина мама, узнав об этом, прислала письмо с благодарностью.

Родственники и друзья зовут меня Марийкой или Маришей. Для ажешки я – Мария́, с ударением на последнюю букву, по-казахски, а её подруга Дильда-аже с большой родинкой называет меня Марияш.

Мальчишки дразнят Коржиком – из-за фамилии Коржева. Я не против, злюсь, только если они добавляют «недоваренный». Двоюродные сёстры посмеиваются, что я худая и бледная. Пытаюсь больше есть, а летом часами лежу на солнце, чтобы загореть. Кожа облезает и жутко чешется.

Мама рассказывала, что, когда я была совсем маленькой, детская медсестра дописывала мне лишний вес. А то кололи бы в плечо болючий витамин B. Когда в больнице делали стенд с фотографиями грудничков, мою не взяли. Сказали, что младенцы должны быть с пухлыми щёчками. Мама, вспоминая об этом, до сих пор сердится.

У неё тоже не одно имя. Старики называют её Олтуган, на работе она – Алла Кужуровна. Папу зовут Мишей и Михаилом Алексеевичем. Его ученики прибегают к нам домой за ключом от спортзала и кричат с крыльца:

– Михалсеич!

Ажешкино имя Акбалжан я расшифровываю по кусочкам:

– Ақ – белый, бал – мёд, жан – душа. Аже, ты белый мёд души? Или душа белого мёда?

– Как хочешь, – смеётся она.

– А ты красивая была в молодости?

– Молодые все красивые…

После обеда дом оживает. Папа целует меня, покалывая щетиной. Мама, придя с работы, пахнет помадой и лекарствами. Она заносит со двора постиранное белье, и комнату наполняет свежесть. Подмороженные вещи скрипят, когда их разгибают, чтобы досушить на спинке дивана.

С улицы заходит Жанат, мокрый, в снегу. Брат обметает валенки гусиным крылом қанат, развешивает заледенелую одежду.

– Когда я пойду гулять? – вздыхаю.

– Алла́ қосса́, когда выздоровеешь, – отвечает аже.

– А почему ты всегда вставляешь Алла қосса?

– Так надо добавлять, когда говоришь о будущем. Это значит «если бог даст».

– Зачем?

– Давай расскажу про это историю.

Усаживаюсь рядом с аже на нарах. Жанат греет руки над печкой.

– Как-то дед собрался на охоту, – начинает аже. – «Пристрелю, бабка, лису сегодня», – хвастается старик. А старуха ему: «Cкажи сначала Алла қосса!». – «Ой, бабка, ну что ты заладила! – проворчал старик. – Алла қосса да, қоспаса да, всё равно принесу».

– Что он сказал? – прерываю аже.

– Хоть бог даст, хоть не даст, всё равно принесу, – поясняет брат.

– Целый день старик охотился, но лиса ускользала от него, – подмигивает бабушка. – Тут начался буран. С трудом добрался старик домой, голодный, еле передвигает ноги. Лёг перед юртой и закричал из последних сил: Әй, кемпiр, Алла қосса, есiктi аш!

– Эй, старуха, если бог даст, открой дверь! – изображает Жанат старческий голос под общий смех.

Глава 2 Гусята

От мартовского солнца слезятся глаза. Трогаю липкий снег – варежками, потом осторожно пальцами. Следы наполняются водой, а я – впечатлениями. Я проболела воспалением лёгких целую зиму и хочу всё наверстать.

Соседский мальчишка в проходе между дворами железным совком прорубает дорожку для будущего ручья. Вытаптываю сапожками на снегу зайца. Пять шагов вплотную: пятку ставишь к носку предыдущего следа, закругляешь поворот, ещё пять шагов – ухо готово. Подходят подружки Гуля и Альмира. Втроём заяц получается быстрее.

Когда Гуля пришла в детский сад, то не говорила на русском. Однажды мы сбежали от воспитательницы, отодвинув сломанный штакетник в заборе. Отправились гулять в лес. Нас быстро нашли и привели обратно.

Заведующая Валентина Николаевна с высокой причёской спрашивала, как мы смогли убежать. Я молчала, как разведчик на допросе: брат научил, что нельзя выдавать секреты. Гуля прошептала:

– Тесiктен[58].

– Что? – переспросила Валентина Николаевна.

– Тесiктен! – чуть громче сказала Гуля.

Позвали повара, Магзаду-апа. Она перевела Гулины слова, и дыру заделали. Потом Гуля выучила русский язык, и мы вместе пошли в школу.