Мёд и немного полыни

– Ты ведь не знаешь… Я ушла от мужа, но вдруг он приедет?

– А сама этого хочешь?

– Нет.

– Тогда остальное неважно.

– Хорошо, – прошептала она.

Он взял её за руку:

– Вечером приду за вами!

– Сегодня?!

– Раз решили, чего откладывать?

Домой пришла быстро. Зачерпнула из ведра воды, выпила. Присела на стул. Вскочила.

– Ты что-то сама не своя, – взглянула исподлобья баба Дуся, чистя картошку. – Случилось что?

– Ой… Замуж позвали, – выпалила Акбалжан и опустилась на лавку рядом.

Баба Дуся выронила картофелину.

– За кого это? Как так, я ничего не знаю!

– Прости! Сама не знала. Кожабай, зоотехник наш.

– Ах ты, господи! – баба Дуся отложила нож и вытерла о подол руки. – Ну, милая моя, в добрый час! Говорят, парень хороший.

Акбалжан улыбнулась, пошла собирать вещи. Баба Дуся постояла, опершись о косяк, всхлипнула:

– Только меня не забывайте! Приходите чаю попить. Детишек присылай, буду присматривать.

– Конечно, ты же нам как родная!

Вещи уместились в одном узелке. Сычиха побежала к деревянному сундуку, стоявшему в углу комнаты. Вытащила расшитую узорами белую скатерть. Развернула – не погрызла ли ткань моль – и протянула:

– Возьми. Давно её вышивала. Всю жизнь о дочерях мечтала, потом о внучках… Не довелось. А ты мне дочкой стала.

Акбалжан прижалась к бабе Дусе. Глянула на свой узелок и зажмурила глаза: а если он не придёт? Мало ли, пошутил, может.

Скрипнула дверь. Вошёл Кожабай. Поздоровался с бабой Дусей. Погладил по голове Райсу. Взял на руки годовалого Куантая. Тот потрогал незнакомца за гладко выбритое лицо и глянул на мать, будто спрашивая: можно?

Присели на дорожку. Акбалжан поклонилась бабе Дусе. Женщины обнялись.

– Благословляю, живите дружно.

Вышли из дома. Тёлочку повели за собой на верёвке. Баба Дуся назвала её смешным для здешних именем Августина. Потому что в августе родилась.

Акбалжан с трудом выговаривала эту кличку:

– Идём, Агустин!

– Куда мы, мама? – спросила Райса.

– Недалеко. Будешь сюда приходить…

Глава 11 Счастье

Кожабай жил один, в домике в центре села, рядом с управляющим. В просторной комнате стояли аккуратно заправленная кровать, стол, табуретка и чемодан, с которым он приехал.

– Вот моё скромное жилище, – развёл Кожабай руками. – У меня и посуды толком нет. Если что надо – скажи, раздобудем.

Позже зашла одна соседка, другая. Кто занёс чашку, кто корпешки. Потихоньку обустроились. Когда Кожабай ушёл проверить колхозных коров, пришла Жайнаш, держа накрытый кувшин. С вызовом посмотрела на хозяйку дома, огляделась. Акбалжан стирала вещи в тазу.

– Что ж, даже чаю попить не позовёшь? – усмехнулась гостья. – Я молоко принесла. Кожабай любит парное.

– От твоего молока живот заболит, – отрезала Акбалжан, не отрываясь от своего занятия.

Жайнаш развернулась, оставила кувшин у порога и вышла. Куантай побежал к посудине, но мать успела перехватить. Хотела выплеснуть молоко на землю, да рука не поднялась. Отнесла кувшин к забору соседки.

Ночью Акбалжан долго не могла уснуть. Муж давно спал, а она вдыхала его запах. Осторожно гладила по волосам. Боялась, что проснётся утром и всё окажется сном. Он просыпался, обнимал её, и она успокаивалась. С утренним светом дурные мысли казались смешными.

Кожабай носил на плечах Куантая. Для Райсы сделал деревянную куклу.

– Позже научу вас читать, – пообещал.

Справил всем документы, записал жену и детей на свою фамилию. С Жангиром Акбалжан была не зарегистрирована, не до бумажек было.

Вскоре она почувствовала, что беременна. Кожабай, услышав новость, стал ещё бережнее. Не разрешал много работать, поднимать тяжёлое.

– Да что ты, я ж не больная, – говорила она. – Не заметила, как выносила первых.

Близился Новый год. Акбалжан впервые отмечала этот праздник. Муж накануне съездил в райцентр, привёз подарки. Жене – нежную голубую ткань на платье и серебристое колечко в форме крупной капли на тонком ободке. Детям – валенки и сладкие леденцы на палочках. Акбалжан, привыкшая к тёмной грубой одежде, приложила к груди струящийся мягкий атлас и загляделась на себя в зеркало. Кожабай не отрываясь смотрел на неё. Дети радостно бегали вокруг, путаясь в ткани. Про бабу Дусю тоже не забыли. Позвали к себе и вручили ситцевый платок. Сычиха смахнула слезу.

На стол поставили горячую, еще дымящуюся варёную картошку, блестящие солёные грибы и квашеную капусту, что принесла баба Дуся. Разлили чай по жестяным кружкам. Так и встретили 1941 год.

Глава 12 Прерванная весна

В середине апреля тюльпаны выбросили из земли широкие листья, а масло стало жёлтым, оттого что скот вдоволь наедался свежей травы. В один из дней резко похолодало. С потемневшего неба вперемешку с косым дождём посыпались белые хлопья, как мука из мешка щедрой хозяйки. К вечеру снег стал сухим, колючим и пошёл плотной стеной. Пурга накрыла Каратал.

Пока Акбалжан мыла посуду, Кожабай взялся вырезать для детей свистульки. За окном завывала метель.

– Бесқонақ[20], – проговорил он.

– Что такое бесқонақ? – с любопытством спросила Райса.