Мёд и немного полыни

По понедельникам зычноголосая тётя Клаша привозила в Каратал почту. С раннего утра люди взволнованно кружили около конторы. Завидев повозку тёти Клаши, те, у кого воевали родные, сбегались к телеге. Кто-то радовался весточке с фронта, кого-то приходилось отхаживать после похоронки. Получила қара қағаз[26] и Жайнаш. Когда сообщили, что тихоня Момын пропал без вести, она упала на колени в снег и запричитала, моля прощения у нелюбимого прежде мужа.

Акбалжан не получила ни одного письма за полгода. Всякий раз стояла молча рядом с другими. Кожабай знает, что она не умеет читать русские буквы, вот и не пишет, успокаивала себя.

В тот морозный день тётя Клаша, сняв толстые рукавицы, покрасневшими пальцами вытаскивала письма из большой заплечной сумки.

– Тебе целая бандероль! – протянула она Акбалжан запечатанный свёрток.

Руки задрожали, разрывая плотную бумагу, скреплённую сургучом. Показался кусок серо-коричневого сукна. Акбалжан замешкалась, огляделась вокруг. Вытащила какую-то одежду. Развернув, увидела – это шинель, вся в конских волосках и засохших тёмных пятнах. Из кармана торчал конверт. Сердечный стук стал таким громким, что кроме него в голове ничего не было слышно. Побледнев, Акбалжан протянула письмо тёте Клаше. Та откашлялась и начала читать вслух.

Послание написал незнакомый боец. Он извещал, что Кожабай храбро бился на поле боя, был тяжело ранен, попал в госпиталь. Сказал, что чувствует скорую смерть, и попросил товарища отослать свою шинель жене – пошить из сукна одёжки детям. Позже госпиталь разбомбили.

Акбалжан пошатнулась, но устояла. Зарылась в шинель лицом и глухо застонала, вдыхая запах лошади, пота, пороха и крови.

Ночью к ней подплыло белое облако. Когда дым рассеялся, Акбалжан увидела отца в чалме. Он гладил её по голове, пока она не уснула.

Через несколько дней, опухшая от слез, отстирала шинель, высушила её на печке. Отнесла бабе Дусе. Та сшила детские пальтишки.

Глава 16 Выжить

Телёнок! Крохотный, со следами коровьего языка, лизавшего шерсть. Когда Акбалжан пришла с работы и увидела его на земляном полу, застыла. В думах и заботах не заметила, что Августина стельная.

Дни бежали уныло, как стая голодных волков, серые, замёрзшие, злые. А впереди – ничего. Только тусклое зимнее солнце. Даёт видеть, но не сияет, не греет.

Вечерами Акбалжан подтапливала печь, отогревалась травяным чаем, закидывала в себя немудрёной еды и валилась в постель. Стопы гудели, поясница стонала, тело не слушалось. Только прикасаясь к детям, чувствовала себя живой. Поглаживая спинки, засыпала. А тут еще и телёнок, маленький, беспомощный. Эх, куда же тебя занесло, малыш?

Сдоив первое густое молоко, сварила уыз[27] из молозива. Дочь и сын с нетерпением кружили рядом, вдыхая топлёный запах.

После пресной похлёбки не было ничего слаще уыза. Пока дети ели, Акбалжан вывела телёнка в сарай, позвала скотника. Корова металась и мычала, чуть не выскочила за хозяйкой во двор.

– Мама, зачем ты увела его на улицу, там же холодно? – спросила Райса.

– Его заберёт дядя. Так надо.

Через час занесла мясо, дышащее паром. Поставила мосол вариться. Остальное посолила и спрятала в погреб. Прости, Августина, твоё дитя не прокормить.

Райса с Куантаем поспрашивали о телёнке несколько дней, да и перестали.

Прошёл год. Во вторую зиму войны в Каратале начали помирать с голоду. Некоторые ели мышей и травились падалью. Пропали кошки, собаки. Каждое утро Акбалжан проходила мимо женщины, которая, сидя у своего дома, просила поесть. Опухшая, в лохмотьях, с пустым, невидящим взглядом. Вся её родня померла, а вскоре и её самой не стало.

Когда заболел ночной сторож, Акбалжан стала выходить вместо него. Прибегала к себе, проверяла, всё ли в порядке, доила корову и убегала назад. За отработанное, как и другие колхозники, получала трудодни – чернильные чёрточки в толстой тетради, на которые осенью с урожая обещали выдать хлеб. А не сделаешь норму – засудят.

Люди с оглядкой шептались, что вдову Назиру зарезали в собственном доме. Поплатилась за припрятанный мешок зерна. Маленький сын успел спрятаться и видел, что сделали с матерью. Убили односельчане. Они были связаны с властью, поэтому все молчали. Ақыр заман – конец света, может, он наступил? Страшное время, когда могут упечь в тюрьму за десяток колосков, а убийцы гуляют на воле.

Акбалжан погоняет исхудавшую лошадь. Разве помогут эти думы? Нет, надо просто ехать вперёд. Хорошо, дом по соседству с управляющим, остаётся надеяться, что к ней бандиты не посмеют зайти. Правда, на ночь лучше положить у двери топор. Говорят, у Жайнаш забрали корову. Силой. Уж на что она боевая, а всё же женщина.

Рядом, укутавшись в пуховый платок поверх фуфайки, сидит шустрая помощница Батима, ей четырнадцать. Нужно привезти с полей сено для колхозных коров. Ветер гонит позёмку, накидывает снег на сани. Повернуть назад? Да ладно, успеем, тут недалеко.

Завывает степь. Ресницы заиндевели, веки открываются с трудом. Кобыла шагает тяжело. Не видно ничего. Кругом только злющая пурга.