Медаль за убийство

– Ради Бога, распорядитесь похоронить этих детей, – произнес капитан.

Сержант остановился и заговорил с женщинами. Он немного знал их язык.

Обменявшись с ними несколькими фразами, он объяснил капитану:

– Они не хотят хоронить их без гробов.

Капитан и сержант обменялись взглядами. В этот краткий момент каждый понял, о чем думает другой: об их собратьях по оружию, погребенных у подножья холма, в могилах, не отмеченных крестами.

– Скажите им, что у нас не осталось гробов. Если бы у нас была древесина, они получили бы топливо. Скажите им, что я договорился с госпиталем. Они найдут для нас саваны.

Сержант ничего не ответил.

– Что такое? В чем дело?

– Я не знаю, как на их языке «саваны».

Капитан двинулся дальше, оставив денщика разбираться с женщинами. Самому же ему предстояло написать отчет. Власти желали знать, как проходят занятия в импровизированной школе, устроенной в одной из палаток. Похоже, они представляли концентрационный лагерь неким подобием пикника воскресной школы.

Он встал во входном проеме палатки, в которой размещалась эта школа. Мисс Маршалл стояла спиной к нему. С десяток детей сидели на земле, скрестив ноги. Один или двое из них смотрели на учительницу. Остальные, сущие скелеты с глубоко ввалившимися глазами, пребывали в каком-то трансе. Были ли все они больны дизентерией? Мерзкое зловоние заполняло палатку.

Мисс Маршалл не почувствовала его появления или же сделала вид, что не чувствует. Она говорила на английском языке с несколько гнусавым кейптаунским акцентом, читая им «Алису в Стране чудес»:

«Если бы все занимались своими собственными делами, – хрипло прорычала герцогиня, – то мир вращался бы быстрее, чем он делает это сейчас».

Ощутив наконец его присутствие, учительница повернулась. У нее были светлые кудряшки цвета полированного золота. На ее светлой коже, не покрытой загаром, виднелась легкая россыпь веснушек. В полутьме палатки капитан не мог различить цвет ее глаз. Голубые? Он должен был бы запомнить это. Во время их последнего разговора он отметил для себя их красоту. Полные губы были полуоткрыты и застыли на последних словах, произнесенных герцогиней.

Она повернулась спиной к ученикам, сказав:

– Дети, извините меня, я на минуту.

Выйдя из палатки, учительница вступила в глубокую пыль дорожки. Именно в этот момент небеса разверзлись дождем. Причем ливень хлынул такой плотной стеной, что в какой-то момент полковнику показалось, что мисс Маршалл потеряла равновесие. Протянув руку, он поддержал ее.

Глядя на него сквозь струи дождя, она сказала:

– Капитан, один из детей недомогает.

Недомогает? Они воняют, они больны, усыпаны коростами и волдырями, они заражены корью, тифом, искусаны змеями. В госпитале и вне его они мрут, как мухи.

– Недомогает? – переспросил капитан Уолфендейл, гадая, не обманывают ли его собственные уши.

– Да. Один из мальчиков. Молодой Биндеман.

Капитан слегка приобнял ее за талию и увел обратно в палатку от дождя.

– Вы бы очень помогли мне, мисс Маршалл, если бы после занятий заглянули бы в комендатуру лагеря. Рассказали бы мне об этом пареньке, который недомогает, и о том, как идет учеба в вашей школе.

Она покраснела от такого интереса к ее делам.

Капитан говорил негромким голосом, едва ли не упрашивая ее, словно от ее ответа зависела вся его жизнь:

– Так вы заглянете ко мне?

– В котором часу мне прийти?

– Часов в шесть вам удобно?

– Полагаю, что да.

– Отлично.

Женщины такие наивные существа. Все, что офицер должен был сделать, – это поклясться в вечной любви и верности – маневр еще более незамысловатый, чем военные учения в Олдершоте[56]. Но – школьная учительница. Здесь могла скрываться проблема. Капитан улыбнулся ей, пристально и с обожанием всматриваясь в глубоко посаженные глаза светло-голубого цвета. Возможно, предложение брака станет приоритетом номер один. Он был уверен, что его репутация еще не достигла слуха благонамеренной школьной учительницы из Кейптауна.

Глава 23

Родни провел меня по демонстрационному залу автосалона. Мы задержались около сверкающего полировкой «Уолсли» 10, с глянцевыми крыльями и поблескивающими фарами.

– Это был любимый автомобиль отца.

Повинуясь внезапному импульсу, я открыла дверцу автомобиля, ступила на подножку и опустилась на переднее сидение салона.

– Да он просто красавец, – сказала я, похлопав рукой сиденье водителя справа от меня.

Когда Родни сел рядом со мной, чувствовавшаяся напряженность между нами исчезла, и он улыбнулся:

– Мама говорила, что автомобили выглядят лучше, когда стоят, чем когда носятся по дорогам. Никакого шума, ветра, запаха, и не надо надевать очки и кожаные куртки.

– В этом есть логика.

Он положил руки на рулевое колесо и повернулся лицом ко мне.

– Кто мог бы убить его, миссис Шеклтон?