Медальон Таньки-пулеметчицы

– Верно, видел, мельком, и столько воды с тех пор утекло, – признался бывший начальник тюрьмы и наморщил смуглый лоб, по которому тропинками разбежались морщины. – Фамилия ее, кажись, Маркова. И отчество созвучное – Марковна. Да, вроде ничего не путаю. Татьяна Марковна Маркова, москвичка. – Он закусил губу, и Власенко заметил, как на треснувшей коже выступила капелька крови. – Что-то она говорила о том, что это не совсем ее фамилия. Вроде бы девчонкой не могла произнести настоящую, вот ее и звали по имени отца. Сама со Смоленщины, если не ошибаюсь. Извините, гражданин следователь, не знаю вашего звания, вы слово свое сдержите? Я могу избежать смертного приговора?

Андрей Николаевич снова посмотрел в окно.

– Я обещаю, что это будет отмечено, – твердо проговорил он. – Однако не могу гарантировать мягкость приговора. Все решает суд.

Николай снова ссутулился. Вся его фигура – и опущенные плечи, и склоненная седая голова – выражала отчаяние, однако полковник несколько раз поймал взгляд маленьких глаз, злобно сверкавших из-под нависших бровей.

– Понятно. Что еще требуется от меня?

– Опознать, – ответил Власенко. – Теперь мы обязательно ее отыщем. Татьяна Марковна Маркова из Москвы – это уже кое-что.

Бывший начальник ничего не ответил. Полковник вызвал конвойного и приказал отвести задержанного в камеру, а сам бодрым шагом направился к генералу.

– Разрешите, Илья Андреевич? – спросил он, постучав в лакированную дверь.

– Заходи, – послышался звучный голос начальника, сидевшего в кресле и перебиравшего какие-то документы. На столе стоял запотевший стакан с минеральной водой, игравший при свете солнечных лучей всеми цветами радуги. – Водички не желаешь?

– Честно говоря, желаю, – выдохнул Андрей Николаевич.

Он боялся признаться кому бы то ни было, что чертовски устал после короткого допроса. Неприязнь, брезгливость и ненависть к военным преступникам охватывали все его существо, вызывали тошноту, удушье, но приходилось терпеть, чтобы отыскать недобитков и представить их перед судом. Власенко, как и многие его коллеги, искренне не понимали тех людей, которые считали, что на поиски военных преступников не нужно тратить ни сил, ни времени. С момента окончания войны прошло более тридцати лет. Огромный срок давности, позволявший, по их мнению, забыть о злодействах. У Андрея Николаевича была другая точка зрения. Каждый обязан ответить за преступления. Для военных преступлений нет срока давности. Генерал Сафронов с ним соглашался.