Медальон Таньки-пулеметчицы

– Вы так и не поняли, что я хотела жить. – Она стукнула кулаком по столу. – Жить в девятнадцать лет… Господи, ну когда же вы это поймете? – Она подперла рукой подбородок. – Иногда думала: может, там, в котле этом проклятом, я умом тронулась? Пусть меня психиатры ваши проверят. Обещаете?

Власенко пожал плечами:

– Если это в моей компетенции – попрошу. Значит, после того как Аксинья вас выгнала, вы подались к немцам.

– Да все не так, полковник! – Татьяна закусила губу, как обиженная девочка. – У вас как-то слишком просто получается. По лесу долго я блуждала, по зимнему, в мороз лютый. Ну, и набрела на полицаев. От них узнала, что до Локотии добрела. До Локотии, о которой раньше и не слыхала.

Власенко на секунду зажмурил глаза. Он знал: Маркова переходила к кульминации своего повествования. Скоро она начнет рассказывать, как убивала советских людей… Хоть бы у него хватило сил выдержать, выслушать все это и не ударить по этому сытому холеному лицу… Хоть бы хватило…

А Татьяна тем временем говорила о Каминском, о конезаводе и о том, как ей дали в руки пулемет. Она ждала вопрос Андрея Николаевича о многочисленных расстрелах и поспешила ответить на него.

– Вы должны меня понять. Это была всего лишь работа, не хуже и не лучше другой. Мне за нее платили, понимаете? И не смотрите на меня так. Кто-то должен был делать и такое.

– Делать и такое. – Полковник напрягся, чтобы не сорваться. – Убивать женщин, детей… Не вражеских – своих… Скажите, и вас никогда не мучила совесть?

Маркова пожала полными плечами. Ему был неприятен каждый ее жест, каждая гримаса…

– Видите ли, я не знала, кого расстреливаю, а они не знали меня. Поэтому стыдно мне перед ними не было. Бывало, выстрелишь, потом ближе подойдешь, а он еще дергается. Тогда в голову стреляешь, чтобы не мучился. Разве не гуманно?

– Большей гуманности я не встречал. – Его душили спазмы, кололо возле сердца. Не в силах больше терпеть, Андрей Николаевич встал и распахнул окно. На улице шел небольшой дождь, и влажный воздух, пахнувший грибами и прелыми листьями, ворвался в комнату. Несколько дождинок ветер бросил ему в лицо и словно освежил, отрезвил. Сердце отпустило, стало легче дышать, и Власенко, еще раз глотнув воздуха, вернулся на место и продолжил допрос.

– Расстреливали в основном тех, кто оказывал помощь партизанам?