Медичи. Гвельфы и гибеллины. Стюарты

Слуги, не переставая рыдать, повиновались. Мужчины отправились накрывать на стол, а Мария, удержав подле себя женщин, начала с того, что вместе с ними предалась молитве; затем, велев принести все деньги, какие у нее оставались, она разложила их на отдельные доли, присоединив к каждой из них листок с именем того, кому эта доля предназначалась. Когда с этим было покончено, ей доложили, что ужин подан. Она ела больше и охотнее, чем всегда, хотя и видела, что служанки ее смертельно удручены, и рыдания, время от времени раздававшиеся рядом с ней или за ее спиной, заставляли ее внезапно вздрагивать, словно напоминая ей о чем-то забытом. В конце ужина королева взяла кубок и, наполнив его вином, выпила за здоровье всех тех, кого она оставляла после себя на этом свете, и спросила, не желают ли они, в свой черед, выпить за спасение ее души на Небесах. И тогда все они взяли бокалы, встали на колени и, роняя слезы, выпили за спасение души королевы, прося у нее прощения за обиды, которые скорее вследствие досады или скуки, чем из-за недостатка уважения, они могли ей причинить. Мария тотчас же даровала им это прощение и попросила простить равно и ее, поскольку, хотя они никогда не жаловались, она сознавала, что причиной этому служит лишь их величайшая преданность, ибо, по ее словам, пребывание в заключении сильно испортило ей характер. С этими словами, видя, что слезы и рыдания вот-вот начнутся снова, она положила конец горестной сцене, приказав принести все ее вещи, платья и украшения; как только приказ был исполнен, Мария раздала все это слугам, но исходя не из степени дружеских чувств к тому, кого она одаривала, а из его достатка или бедности; затем она вручила самым преданным слугам свои личные драгоценности, предназначенные для передачи королю и королеве Франции, королеве-матери Екатерине Медичи, своему собственному сыну, герцогу де Гизу и кардиналу Лотарингскому, равно как и всем прочим родственникам, не забыв никого. Покончив с этим, она написала следующее письмо своему духовнику: