Медичи. Гвельфы и гибеллины. Стюарты

Едва этот обряд завершился, в дверь постучали. Королева жестом велела открыть, и в комнату вошел шериф: с белым жезлом в руке он встал позади Марии Стюарт, не произнося ни единого слова и полагая, что одно его присутствие подскажет ей, что час казни настал. И в самом деле, королева подала ему знак, что готова, но просит позволить ей закончить молитву; шериф терпеливо подождал.

Мария, со своей стороны, не заставила его ждать слишком долго, ибо затянувшаяся задержка могла бы походить на проявление страха, и, поднявшись, попросила Бургуэна помочь ей идти: и действительно, за время ее долгого тюремного заточения у нее почти отказали ноги, и без посторонней помощи она ходила с великим трудом. Однако Бургуэн отступил от нее на шаг, заявив, что недостойно, чтобы дело выглядело так, будто он, ее старый слуга, которому надлежало защищать ее до последней капли своей крови, выдал королеву ее убийцам и сопроводил ее к эшафоту. Тогда шериф позвал двух дворян из службы сэра Эмиама Паулета, которые поднялись вместе с ним, дабы посодействовать ему в случае, если королева окажет сопротивление, но остались за дверью, видя, что их помощь не понадобилась. Они тотчас же вошли внутрь, и Мария, опираясь на них, вышла из комнаты и стала спускаться по лестнице.

Внизу она заметила Мелвилла, своего дворецкого, которому, как и было ей обещано, позволили увидеться с хозяйкой. Увидев ее, столь спокойную и исполненную достоинства, старик упал перед ней на колени, и Мария, подойдя к нему, промолвила:

— Славный Мелвилл, ты был честным и верным слугой мне, так будь же таким слугой и моему сыну, которому я желаю всяческого благоденствия на земле и на Небесах, а в особенности, пусть Господь озарит его своей милостью и ниспошлет на него Духа Святого.

— Сударыня, — ответил Мелвилл, — нет для меня горестней поручения, чем поведать сыну, что на глазах у меня умерла его мать, моя королева и дражайшая хозяйка.

— Ах, славный Мелвилл, — произнесла в ответ королева, — ты должен скорее радоваться, чем горевать, ибо настал конец всех моим невзгодам. Все на этом свете лишь суета и беды, Мелвилл, и потому он определенно не заслуживает, чтобы о нем печалились, покидая его. Так что передай от меня последнюю весточку моим друзьям и скажи им, что я умерла, оставшись твердой в своей вере, как и подобает умереть наполовину шотландке и наполовину француженке… Да будет угодно Господу простить тех, кто возжелал моей смерти и уготовил ее мне! Ибо тот, кто является единственным и настоящим судьей тайных помыслов, знает, что я невиновна и всегда желала видеть Шотландию и Англию объединенными… Так что скажи моему сыну, чтобы он вспоминал меня добрым словом, и передай ему, что я могла бы спасти свою жизнь, причинив вред Шотландскому королевству, но предпочла умереть. А теперь прощай, славный Мелвилл, до встречи на Небесах!

И, подняв старика, она обняла его, а затем, повернувшись к графам Кенту и Шрусбери, присутствовавшим при этой сцене, сказала:

— Я обращаюсь к вам с последней просьбой, милорды: позвольте моим бедным слугам, которых удерживают теперь в моей комнате, остаться со мной до конца, дабы, вернувшись к себе на родину, они могли рассказать, что я умерла в истинной и святой католической вере, апостольской и римской.

Но в ответ на это трогательную и возвышенную просьбу граф Кент заявил, что он не хочет и не может разрешить подобное, поскольку они способны своими криками и рыданиями нарушить порядок в ходе казни, а затем вызвать сумятицу среди присутствующих, бросившись к эшафоту, как это уже бывало в подобных обстоятельствах, чтобы омочить свои платки в крови. Мария печально покачала головой и промолвила:

— Милорды, я поручаюсь за своих слуг и от их имени обещаю вам, что они воздержатся от действий, которых вы опасаетесь. Ах, эти бедные люди были бы счастливы попрощаться со мной, и вам должно быть понятно такое желание, ведь мы почти девятнадцать лет провели вместе в тюремном заточении. К тому же ваша повелительница, будучи девственницей и, в своем сане королевы, охранительницей женской чести, наверняка приказала, чтобы заботы о моем теле после казни были поручены женщинам, и я хорошо понимаю, что она предоставила вам в этом отношении куда более широкие полномочия, чем вы говорите.

Затем, видя, что они колеблются, она добавила:

— Ах, Бог ты мой, но вы же прекрасно знаете, что я двоюродная сестра вашей королевы, что в моих жилах течет кровь короля Генриха Седьмого, что я была женой короля Франции и коронованной королевой Шотландии! Так пусть же в обмен на все те почести, какие я теряю, мне, по крайней мере, даруют ту милость, какую я прошу.

Графы посовещались, и Марии было позволено иметь подле себя шесть слуг, которых она могла выбрать сама. Мария выбрала Мелвилла, своего дворецкого; Бургуэна, своего врача; Пьера Горжона, своего аптекаря, и Жака Жерве, своего хирурга. Что же касается женщин, то она остановила свой выбор на Джейн Кеннеди и Элизабет Кёрл, которые уже давно не покидали ее ни на минуту, находились подле нее днем, а ночью спали в ее комнате.