Мединститут

– Гиви, ну ты же сам им всем цену знаешь. Пашков – старый пенёк, тупой ветеран. Он на войну ушёл санинструктором, а вернулся хирургом. Всё это время провёл в действующей армии. Каково? Солдат может только до старшины дослужиться, но никак не до офицера. Где же он в окопах оперировать научился? Хули, если мясник Жуков оттуда маршалом вернулся…

– Виктор, не трожь войну! И Жукова нэ трожь! И антисовэтчину свою припрячь подальше – я член партии!

– Так что с дедком всё ясно, – Ломоносов, пропустив предостерегающий вопль Гаприндашвили, загнул один палец. – «Малая земля, великая земля». Корниенко, как ты знаешь, защищался по лекарственному лечению язвенной болезни, и защищался целых лет пять или шесть, и в это время не оперировал. И к хирургии его кандидатская никакого отношения не имеет. Я бы на его месте еб@ло заткнул и не высовывался, а он тычет своей степенью в глаза всем. Терапевт… Славик – комсомольский стукач, даю голову на отсечение, что кагэбешникам жопу лижет… В хирургическое отделение, Гиви, сейчас устроиться труднее, чем в отряд космонавтов.

– Виктор, ну не говори эрунды! Любой из них может тебе ассистировать, любой. Раз не хочешь переносить операцию, проси кого-то из них. А если сами не согласятся, я дам распоряжение. Кого?

– Да никого! Операция ответственная, и брать на неё тайного недоброжелателя я не стану!

– Какого ещё недоброжелателя? Виктор! Ты что, брэдишь…

Ломоносов встал и закурил, хотя заведующий никогда не курил и не выносил табачного дыма в своём кабинете.

– Гиви, ты же прекрасно знаешь, что я имею в виду. Взять в ассистенты кого-то из них – значит, запороть операцию. И дело тут не в квалификации. Я не говорю, что эти ребята плохо подкованы и не владеют практическими навыками. Технически они всё сделают. Но то, что они все меня терпеть не могут – а я, соответственно, и х- делает невозможной нашу совместную работу. Да, прооперируем, да, всё любо-дорого получится, а результат будет хуёвейший…

Виктор Иванович вынул изо рта потухшую сигарету, сунул её под кран, швырнул мокрый окурок в мусорную корзину и закурил новую. Гиви Георгиевич сел за свой стол, сцепил руки, посидел немного, насупившись. Потом поднял голову, спросил:

– А я тебе тогда что? Гиппократ, Авыценна? Парацэлс?

– С тобой-то з@ебись бы всё было. Ты же сам вон седой уже – знаешь же, что на операцию, как и в разведку, не с каждым пойдёшь. Умелые руки – далеко не всё, и виртуозы-технари никогда хороших результатов не добьются. Есть что-то кроме…

– Что? Ты про экстрасенсов, что ли, начитался? Нэ смеши!

– Гиви, ну не тебе же объяснять. Сам ведь знаешь главный секрет нашей профессии. Тебе мужика того действительно жалко? Или ты его для галочки распанахать хочешь? В пятый-то раз! Это тебе что – х…й собачий?

Гаприндашвили тяжело вздохнул всем телом. Он как-то вдруг обмяк, съёжился и совсем не походил на мечущего перуны зав.отделением, столь грозно появляющегося в коридорах отделения и в операционных. Грузин выглядел сейчас просто как грузный, пожилой и измученный человек, придавленный грудой обстоятельств и целым казбеком ответственности, зачем-то одетый в белый халат и шапочку.

– Виктор, я с тобой пойти не смогу. Не смогу. На мне целое отделение висит, и упускать возможность первым применить новые мэтодики я не буду. А бэз опытного ассистента я не могу разрешить операцию. Или ищи кого-нибудь, или я её отменяю…

XX

«Счастлив ли человек, укравший у государства, допустим, миллион рублей? Счастлив ли тот, кто на украденные деньги купил автомобиль, обставил квартиру дорогой мебелью, набил её антикварными вещами, построил за городом особняк с каменным гаражом и «сауной» с бассейном? Казалось бы, осуществлены все желания – живи да радуйся. Но не радуются такие люди. Судебная практика показывает – боясь возмездия, они просто не могут быть счастливы, ворованное не даёт покоя»

_{(Советская пресса, ноябрь 1986 года)}

Во вторник 11 ноября 1986 года в плановой операционной 2-го хирургического отделения 10-й Клинической больницы царило небывалое оживление. Оживление было естественно для этой огромной операционной, в которой и так ежегодно производилось 42% всех операций хирургической клиники (до 1000 в год) – операций и плановых и экстренных, порой сложнейших, но все эти операции были, в общем-то рядовыми, давным-давно отработанными и вышедшими из разряда экспериментальных в арсенал сугубо практической хирургии. Ни малейшего научного интереса они не представляли, годясь лишь для статистической обработки.