Это был небольшой двухэтажный дом, чьи переднее и заднее здания соединяли крытые галереи, что формировали квадратный двор. Неизвестно, что было посажено во дворе изначально, но сейчас там остались лишь буйно разросшийся бурьян высотой в половину человеческого роста и засохшее старое дерево. Каждое окно каждой комнаты ужасно прогнило, бумага давно порвалась, и сквозняк стенал и всхлипывал без остановки так, что у услышавшего немела кожа на голове.
Звуки ссоры доносились из восточной комнаты на первом этаже переднего здания — единственной, куда не задувал ветер.
— Разве ты не говорил, что если послушаем тебя, всё непременно будет как надо? И вот, теперь даже не выйти отсюда! — прозвучал охрипший мужской голос, полный упрёка.
— А что ещё оставалось? Если бы продолжили всё так же, были бы дядюшка Лю, Ножницы и Камешек ещё живы?! — ответил другой голос. — Как бы то ни было, здесь хотя бы есть комната, способная укрыть от дождя. Почему ты не жаловался, когда утром нашёл грибы?!
Сейчас в восточной комнате пряталось несколько человек, одетых как нищие. Каждый был нечёсан и неумыт, в неизвестно когда надетой одежде, что, вероятно, никогда не знала стирки и источала прокисший запах. Однако в комнате ощущался не только он — с кислой вонью смешивался насыщенный запах крови.
Руки мужчины с хриплым голосом оканчивались запястьями: ладоней не было, а кожа на запястьях оказалась натёрта до гладкости — очевидно, руки отрезали ещё несколько — а может, и более десятка — лет назад.
Перед безруким был костёр, а над костром поверх веток стоял дырявый горшок на ножках, внутри которого что-то непрестанно клокотало. Пробормотав под нос несколько слов, безрукий взял запястьями листья съедобных диких растений с кучи сбоку и бросил в котелок.
— И что с того, что у нас есть еда? Непонятно, будем ли мы ещё живы, когда съедим это…
— Так или иначе, если не будем есть, не выживем наверняка. Вари свой суп! — ответил ему всё тот же человек, что и всегда. Лицо его сплошь покрывали страшные шрамы, и лишь в одной из глазных впадин был глаз, в другой — только слипшиеся веки, под которыми не виднелось выпуклости — вероятно, глазного яблока не было.
Вокруг двоих бранившихся ютились ещё нищие: у них либо недоставало руки от плеча, либо была оторвана нога, а четверо-пятеро со здоровыми и целыми конечностями всё время безмолвно жестикулировали, должно быть, если не глухие, то немые.
Прямо за ними стояла деревянная кровать, а на ней лежали три человека: один старый и двое молодых — названные одноглазым дядюшка Лю, Ножницы и Камешек. Они были укрыты давно уже дырявым одеялом, что слегка отдавало плесенью, но по крайней мере это всё же было одеяло.
Трое лежавших дышали тяжело и, похоже, все горели в лихорадке. На измученных лицах проступала ненормальная краснота, губы от жара покрылись волдырями, многие из которых лопнули, а на шеях, что показывались из-под одеяла, почти не было здоровой кожи — её покрывали огромные гнойные язвы.
Густой запах крови исходил именно от этих троих.
В углу комнаты также сидели, согнувшись, мужчина и женщина — молодые, с мягкими и утончёнными чертами лица и соответствующими характерами. Хотя их верхние полухалаты и длинные платья были простыми и скромными, однако на них не было ни дыр, ни плесени, и пусть их волосы находились в беспорядке, они тем не менее выглядели совершенно чужими среди группы нищих.
Эти мужчина и женщина как раз и были старшей сестрой Цзян Шинина — Цзян Шицзин — и её мужем — Фан Чэном.
— А-Ин… — Фан Чэн наклонил голову и спросил жену шёпотом: — Ты нигде не поранилась?
Они знали друг друга с малых лет, и Фан Чэн всегда любил называть жену детским именем.
Цзян Шицзин качнула головой:
— А ты?
— Я в порядке. Не бойся, не похоже, что они хотят отнять наши жизни или ограбить нас, — заговорил Фан Чэн шёпотом. — Напротив, скорее…
Оба опустили взгляды на кровать, где лежали люди.
После того как нищие похитили их и доставили сюда, они убрали связывавшие их пеньковые верёвки, оставив только те, что на запястьях, и один из них сказал грубо:
— У нас не было выхода.
Как раз когда они собирались объяснить подробно, в комнате внезапно возникли… крайне странные звуки.
Походило на то, будто кто-то медленно спускается по лестнице, ступая неловко и тяжело, на слух казалось, что человек этот не вполне здоров или же в летах.
Нищие тогда сразу остолбенели и следом обменялись растерянными взглядами, а один даже поднял руку и пересчитал всех:
— Пять, шесть… семь, плюс дядюшка Лю и двое с ним — как раз десятеро, все здесь.
Едва эти слова прозвучали, все нищие разом изменились в лице, тут же испугавшись: если все в комнате, тогда кто медленно идёт по лестнице?!
Один нищий похрабрее выплюнул: «Что за игры в духов» и вышел из комнаты, намереваясь проверить, кто же, в конце концов, спускается по лестнице, но в итоге сам исчез без следа, даже звуки его шагов сошли на нет и так и не появились снова.