Медные монеты даруют миру покой [огрызок, 93 главы из ???]

Двое других нищих вместе ходили искать его. Они сказали, что прошли лестницу снизу доверху и обратно и обыскали везде в переднем здании, но пропавшего не увидели, зато в деревне поднялся туман, настолько густой, что даже соседних комнат не разглядеть и не найти на ощупь.

Такое странное зрелище заставило нищих вспомнить слухи о том, что в деревне Вэнь водится нечисть, они вмиг жутко задрожали и сразу сели кругом у костра; больше никто не осмеливался выйти за порог.

— Лекари, не хотите съесть немного супа с грибами и дикими съедобными растениями? Вы не сможете вернуться домой сразу, — сказал одноглазый, повернувшись к Фан Чэну и Цзян Шицзин. — Съешьте немного супа и согрейте руки, пусть это будет извинением за ваши страдания от нас с братьями. Вы люди высоких моральных качеств, не держите зла на нас, ничтожных, проверьте пульс дядюшки Лю и остальных — их тела покрылись язвами, если так и продолжится, они умрут. Мы действительно ничего не могли поделать, только поэтому пришли к такой дурной мысли.

— Хотя мы и не живём по-человечески, но тоже боимся смерти, — продолжил за ним безрукий. — Однако мы не можем собрать достаточно медяков, нам никак не уговорить врача на визит и не достать лекарств, только и остаётся, что пойти на разбой…

В самом деле — всё именно так, как они предполагали.

Фан Чэн покачал головой и сказал:

— В последние пару лет случалось немало бедствий, несколько раз свирепствовал голод, и жизнь неизбежно стала тяжелее. Не можете заплатить деньгами — не платите. Вы действительно думаете, что если бы обратились за помощью, мы оставили бы вас умирать? Даже если бы я был жаден до каждого гроша и не соглашался бы дать ни капли лекарств, моя супруга непременно первой не допустила бы такого. Только…

Он посмотрел на одноглазого и продолжил:

— Наобум похитить людей на улице, покрыв им головы, — и впрямь слишком. Если у вас есть силы схватить человека, на какую работу их не хватит?

— Мы тоже стремились обеспечивать себе жизнь, добывать пропитание, только никто не захотел нас, — безрукий поднял запястья и продолжил: — Мы — вот такие. Не говоря уже о прочем, взявшись за работу, мы неизбежно уступаем тем, у кого всё в порядке с руками и ногами, и если кто-то и согласится нанять нас, то сделает это главным образом из чистого милосердия. Но в эти бедственные годы все и сами живут в недостатке, откуда у кого-то возьмётся излишек сил на добрые дела?

— Никто не захотел? — пришёл в раздражение Фан Чэн. — Вы разве спросили, хочу ли я, прежде чем схватили меня? Как только ты мог знать, что если бы ты попросил: «Я не могу заплатить серебром, можно ли взамен отработать?», то я бы не согласился?

Безрукий хотел заговорить ещё, но в итоге едва он раскрыл рот, как вновь раздался звук шагов медленно спускающегося по лестнице.

Все в комнате испугались, в тот же миг растеряв смелось двигаться.

— Щенок, ты ближе всех к двери, скорее закрой комнату! — сказал одноглазый, понизив голос.

Юноша с отрезанным предплечьем подскочил и, метнувшись, словно уже пуганная луком птица, заслышавшая звук спущенной тетивы, закрыл комнату, а затем стремительно вернулся к огню и уставился на запертую дверь со страхом и недоверием.

— Я слышал, всего лишь слышал… — одноногий нищий рядом со Щенком, упираясь ладонью в пол, подвинулся немного вбок и продолжил шёпотом: — В этой деревне Вэнь из года в год пакостит нечисть. Говорят, каждый год в конце одиннадцатого месяца в заброшенном селенье внезапно раздаётся музыкальная драма, звуки гонгов, барабанов и барабанчиков в ночи разносятся далеко-далеко, а ещё слышно жуткое оперное пение… Айю, пугающе — не то слово.

— Да-да-да, а ещё, ещё говорят, что порой, если войдёшь в деревню в туманный день, пути назад уже не найдёшь.

— И можно услышать, как кашляют, хлопают в ладоши или смеются…

Рассказывали наперебой нищие, сами себя запугивая до смерти, собравшись вместе и раз за разом вздрагивая, но их прервал одноглазый с потемневшим лицом, жестом показывая, чтобы все замолчали.

Те медленные шаги звучали так, словно кто-то неспешно вышел из одной из комнат наверху, снова спустился по лестнице, неторопливо прошёл несколько шагов по главному залу и как будто бы сел на стул. А вскоре, похоже, встал и снова медлительно и неловко пошёл.

Шаги зазвучали ближе к восточной комнате, становясь всё более и более отчётливыми, и наконец остановились за дверью.

Люди внутри пришли в ужас, молча, как цикады зимой, они не сводили глаз с двери. Та уже давно изветшала и, пусть даже была заперта, вероятно, повалилась бы всего от пары толчков, так что на самом деле никакой роли сыграть не могла.

Как раз когда от страха у них в лице не осталось ни кровинки, за дверью вдруг раздался кашель. Кашель этот звучал очень слабо, словно был вызван серьёзной болезнью, и когда он затих, послышалось несколько тяжёлых частых вздохов, а вслед за тем некто, еле переставляя ноги, ушёл к комнате напротив.

Фух…

Все в комнате тихонько вздохнули.

Однако из соседнего помещения донёсся скрип, и оно снова закрылось, а звук шагов медленно вернулся к восточной комнате.