Медные монеты даруют миру покой [огрызок, 93 главы из ???]

Всего мгновение — и старый гинкго, чья крона свешивалась до земли, провалился в чёрную дыру целиком; воронка же продолжала непрестанно расширяться. Край горы Мучжи задрожал так, что с него покатились обломки породы, а двухколёсная повозка Сюэ Сяня хоть и отодвигалась назад очень быстро, всё равно с трудом могла устоять перед силой всасывания.

Очевидно, все эти колебания возникли из-за того, что Сюэ Сянь хотел достать из-под земли драконью кость, а драконья кость была вплетена в некое построение и привязана к нему, потому при каждом движении вся заброшенная деревня и даже места более отдалённые лишались покоя.

Чтобы вернуть то, что принадлежит ему, он — кто бы мог подумать — должен ещё пройти через подобную попытку подчинить. Сюэ Сянь готов был попросту рассмеяться от гнева.

Едва он слегка разжал руку, как тряска в безлюдной деревне и горе чуть смягчилась, сила всасывания чёрной дыры немного ослабла, а то, как почва сползала в яму, стало не таким поразительным; даже раскачивание его двухколёсной повозки уменьшалось…

Стоило же ему снова усилить хватку, и одновременно с тем, как драконья кость зашевелилась, готовая двинуться, вся земля опять яростно затряслась и чёрная дыра, подобная грязевой воронке, начала вновь стремительно разрастаться.

Сюэ Сянь наморщил брови, и лицо его окончательно похолодело.

Белизна кожи подчёркивала его ледяное суровое выражение, в нём проступали нечеловеческое равнодушие и отчуждённость, дающая ощущение, что с ним невозможно сблизиться. Впрочем, в сравнении с его обычным обликом, всегда таким, будто он готов перевернуть Небеса и опрокинуть землю, и никогда — серьёзным, этот редкий холодный вид по статусу подходил ему больше.

«Ты по-живому вытащил из меня мускулы и кости и ещё рассчитываешь, что я буду думать о жизни и смерти прочих, — что это за логика такая?!»

Однако как раз только лишь из-за этой во всех отношениях несостоятельной чуши Сюэ Сянь всё время сдерживал три части[134] силы в руках.

Как раз когда всё лицо Сюэ Сяня совсем заледенело, предвещая надвигающуюся бурю, сзади вдруг оказался человек. Пусть даже тот стоял не вплотную к его спине, Сюэ Сянь всё равно ощутил неожиданно близкое тепло чужого тела, что в этом сыром и сумрачном морозном тумане казалось особенно отчётливым — настолько отчётливым, что сердце его внезапно подпрыгнуло, а затем медленно опустилось вновь. Прежние ярость и беспокойство обволокло этим теплом, и большая их часть тотчас рассеялась. Их сменило нерушимое спокойствие.

— Позволь мне, — раздался позади него глубокий неторопливый голос Сюаньминя.

Затем лёгкая белая конопляная ткань скользнула рядом с лицом Сюэ Сяня — сильная худая рука миновала его плечо и, опустившись, забрала связку медных монет, намотанную на кончик пальца.

Сюэ Сянь остолбенел на мгновение, и тут же позади него раздался хорошо знакомый гул медных монет — громадная сила резко придавила травы и деревья, гору и камни вокруг, а подобную водовороту грязевую дыру как будто сковала, одолев, невидимая рука — воронка закрутилась всё медленнее и медленнее и наконец затвердела, застыв на месте: грязь и камни больше не проваливались внутрь, и гора Мучжи тоже оказалась накрепко прижата.

Сюэ Сянь непроизвольно запрокинул голову взглянуть на Сюаньминя — и увидел, как тот опустил взгляд и посмотрел на него, сидящего на стуле. Сюаньминь сказал спокойно:

— Я держу, не беспокойся, забирай кость.

Весь лёд, всю надвигающуюся бурю вдруг сгладила одна-единственная простая фраза. Сюэ Сянь отвёл взгляд, посмотрел в бездонную чёрную яму перед собой, ощутил внутри драконью кость — готовую к действию, откликающуюся ему — и, фыркнув носом, вдруг засмеялся. Не так, как обычно — когда высмеивал, подшучивал или холодно усмехался, — без какой-либо колкости; это был лишь самый наипростейший смех.

Он не стал с показной вежливостью говорить «прости, что затруднил тебя», как не сказал и «благодарю», только хмыкнул согласно и, расслабив тело, произнёс:

— Крепко прижал? Я потянул…

Договорив, он резко схватился всеми пятью пальцами.

В этот раз не осталось ни капли сдержанности, и хотя Сюаньминь устойчиво придавливал землю при горе мощью в тысячу цзюней, по-прежнему можно было почувствовать, как смутно вздрогнул огромный участок. Пасть тигра[135] Сюаньминя яростно содрогнулась от усилия, с которым он удерживал землю, и лопнула, раскрыв дорожку раны. Тем не менее лицо его не изменилось и пальцы, контролирующие медные монеты, остались всё такими же надёжными и совершенно неподвижными.

Сила, что вкладывал Сюэ Сянь, всё возрастала и возрастала, гул медных монет становился всё громче и громче, и парящий вокруг белый туман, словно его притягивала некая сила, собирался сгустками, окружая двоих.