Медные монеты даруют миру покой [огрызок, 93 главы из ???]

Пока здесь трудились, Фан Чэну и Цзян Шицзин тоже некогда было отдыхать, и во всём заднем дворе лишь из одной комнаты с плотно закрытой дверью не доносилось ни малейшего звука.

Это была как раз та комната, в которой остановились Сюаньминь и Сюэ Сянь.

Хотя дом семьи Фан было не назвать маленьким, однако и в нём место было ограниченным. Нищих разделили по двум боковым комнатам, больные заняли ещё одну, и свободных осталось всего две; в одной из них расположились Каменный Чжан, Лу Няньци и вдобавок Цзян Шинин, не нуждавшийся во сне, а двое старейших только и могли, что поселиться вместе в другой.

Так или иначе, им не то чтобы не приходилось оставаться вместе прежде, к тому же они двое совершенно не заботились, будут ли спать или нет, так что никаких возражений не возникло.

Конечно… Сюэ Сянь, прихлопнутый талисманом и поставленный в угол, хотел было малость возмутиться, но из-за несколько трудно выразимой мысли проглотил возражения обратно.

Вероятно, потому, что его чрезмерно контролировали, у него выработалась лёгкая привычка, и если целый день некому было сдерживать его, становилось странным образом не по себе…

С тех пор как вечером освободил души супругов Цзян, Сюаньминь, закрыв дверь, сидел на краю кровати.

С первого дня, что Сюэ Сянь знал его, он ни разу не ложился спать по-настоящему; ночами он если не отдыхал с закрытыми глазами, сидя за столом, то, скрестив ноги, медитировал на краю постели, от начала и до конца сохраняя морозное, словно покрытое вечным инеем, выражение человека, неподвластного восьми ветрам. Даже с закрытыми глазами он вызывал у других ощущение, точно с ним невозможно сблизиться.

Однако Сюэ Сянь и сам взращивал позвоночник, пользуясь медными монетами, и ему некогда было придираться к Сюаньминю и мешать ему, так что вся комната была объята тишиной, и никто из семьи Фан особенно не осмеливался потревожить этот покой.

Прежде Фан Чэн и Цзян Шицзин приходили пригласить их на ужин, но в итоге на стук так и не послышалось ответа; ещё немного, и они решили бы, что с двумя в комнате что-то случилось. В конечном счёте Цзян Шинин, пользуясь преимуществами бумажного тела, просунул голову через дверную щель, огляделся по сторонам и, вынырнув обратно, махнул старшей сестре и её мужу рукой:

— Пока не стучите, если они проголодаются, выйдут сами.

Он не вполне понимал, что именно восстанавливали Сюаньминь и Сюэ Сянь, но выглядели они так, словно действия их неизмеримо глубоки и прерывать их не следует. К тому же тела этих старейших отличались от тел обычных людей, им было и вовсе не важно, поедят они разом больше или разом меньше.

Семья Фан всё-таки не была близко знакома с Сюэ Сянем и Сюаньминем, они знали только, что эти двое — люди выдающиеся, а большинство выдающихся людей в этом мире имели странный нрав и странные же привычки. Чтобы не задеть их, они, разумеется, поступили, как сказал Цзян Шинин.

Обычно семья Фан отправлялась отдыхать не позднее часа Собаки[147], но сегодня было много людей, так что все ушли спать один за другим только в час Свиньи[148]. В каждой комнате во дворе лампа за лампой погасли все огни, мало-помалу смолкли негромкие беседы, и наконец весь двор стал тих.

Когда Сюэ Сянь раскрыл глаза, уже отзвучала колотушка третьей ночной стражи[149], в каждой комнате в доме все были погружены в мир сновидений и можно было услышать разве только смутные похрапывания. Большая часть масла для лампы в комнате прогорела, фитиль очень долго не поправляли, и огонёк казался тусклым.

Однако он открыл глаза вовсе не потому, что храп был раздражающе громким или масляная лампа почти опустела, а потому, что приклеенный к его лбу бумажный талисман стал неописуемо обжигающим.

Из-за слияния с костью дракона Сюэ Сянь и сам уже немного горел, но по сравнению с ним талисман на лбу накалился ещё сильнее, он разогрелся настолько, что даже Сюэ Сяню казался обжигающим. Он с шипением тихо втянул воздух, взглянул на Сюаньминя, нахмурив брови, и окликнул негромко:

— Святоша?

Сюаньминь не отозвался.

— Святоша? Сними эту дрянную бумажку, среди ночи и я не смогу безобразничать, — сказал Сюэ Сянь, снося испепеляющее ощущение на лбу.

Однако ему всё так же никто не ответил.

— Святоша? — Сюэ Сянь почувствовал, что что-то не так, и после того, как позвал несколько раз, изменил подход: — Сюаньминь! Не прикидывайся мёртвым, я знаю, ты не засыпал.

В тусклом свете вглядываясь в медитирующего на краю кровати человека, он подождал немного, однако по-прежнему не увидел, чтобы Сюаньминь пошевелился хоть сколько-нибудь.

— С тобой всё в… — ещё не договорив, Сюэ Сянь ощутил, как обжигающий талисман на лбу резко отпустил и, вопреки всяким ожиданиям, невесомо спланировал перед его носом и опустился на пол.

Как только талисман упал, Сюэ Сянь смог двигаться. Не обращая внимания на всё прочее, он тотчас же направил двухколёсную повозку, поспешно передвинул её к постели и попытался коснуться руки Сюаньминя, лежащей на колене.

В итоге едва он взял пальцы Сюаньминя — тут же оказался поражён тем, насколько они горячие.