— Хотя я и не видел собственными глазами, как кто-то использует её, но, впрочем, слышал пересуды, что драконья слюна… — прежде Цзян Шинин ещё помнил понижать голос, но сейчас, после пары фраз, сам того не заметив, вернулся к обычному. В итоге едва он начал это предложение, как оказался прерван внезапно вытянувшейся рукой.
Он в недоумении смотрел, как Сюаньминь вдруг вложил свою связку медных монет Сюэ Сяню в руку, мимоходом прихлопнул ко лбу Сюэ Сяня талисман, обернул его вместе со стулом спиной к Цзян Шинину, а затем спокойно взглянул на Цзян Шинина.
«Хотя я не знаю, что сказал неверно, если уж учитель посмотрел на меня так, я, безусловно, неправ», — мысленно обратился к самому себе Цзян Шинин, деланно улыбнулся Сюаньминю, молча закрыл рот и повернул голову, выглядывая за занавеску в повозке.
Сюэ Сянь:
— …Погоди у меня, Святоша, сниму эту дрянную бумажку — и поколочу тебя до смерти. — «От прерванной на середине фразы и задохнуться можно, ты понимаешь?»
Увы, стоило дрянной бумажке приклеиться — и становилась она неизбывна, оковы её не спадали вовек[142]
.Они прибыли в дом Фан и устроились в боковой пристройке, а Сюэ Сянь всё не мог сделать ни единого движения.
Сюаньминь снова выбрал для него угол, как он сказал, «с неплохой одухотворённой ци и подходящий для восстановления». К счастью, теперь этот Святоша проявил величайшее милосердие и не заставил его сидеть лицом в стену опять…
Но быть обращённым к двери равно очень унизительно, ладно? Откуда тут взять достоинство смотреть людям в лицо? М?
Сюэ Сяня по-прежнему разрывало от гнева.
Прежде, когда они с Сюаньминем ушли откапывать драконью кость, Цзян Шинин объяснил старшей сестре и её мужу истоки дела и последствия. Цзян Шицзин уже знала, что необходима капля её крови, ведь лишь так можно безопасно отправить родителей в путь; но пока белое солнце сияло в синем небе, душам умерших не стоило появляться, и следовало подождать заката, прежде чем проводить ритуал освобождения.
В любом случае вопрос с родителями был для неё очень важным. Поэтому едва солнце село за горы, она вместе с Цзян Шинином нашла Сюаньминя.
Небо померкло, и в комнате к вечеру уже зажгли лампу.
Сюэ Сянь сидел в углу с закрытыми глазами и, перебирая медные монеты, спокойно лечил мускулы и кости. Маслянисто-жёлтый огонь лампы отбрасывал на него мягкие светотени, отчего его всегда бледная кожа приобрела чуть тёплый оттенок.
Цзян Шицзин и Цзян Шинин, старшая сестра и младший брат, непроизвольно стали двигаться тише, как только вошли в комнату. К счастью, в характере Сюаньминя было переходить сразу к делу, без долгих разговоров и предысторий он тут же положил серебряный лекарский колокольчик семьи Цзян на стол.
Он вынул из потайного мешочка на поясе свёрток, раскрыл его, взял серебряную иглу в самый раз по толщине и передал Цзян Шицзин:
— Нужны три капли крови лао-гун.
Цзян Шицзин взяла серебряную иглу, слегка обожгла её в огне лампы, а после легко и просто уколола себя в точку лао-гун в центре ладони и вернула иглу Сюаньминю.
— Капни здесь, — Сюаньминь показал три точки на лекарском колокольчике, — с запада на восток.
Цзян Шицзин задержала дыхание и спокойно последовательно выдавила на три места по капле крови.
Бусины крови, упавшей на серебряный лекарский колокольчик, вдруг двинулись и потекли сами по себе, и когда они достигали определённых точек, весь лекарский колокольчик вдруг слегка вздрагивал, словно претерпевал муку и подвергался ударам. От тихого режущего шуршания в лицах сестры и брата из семьи Цзян проступила скорбь.
Лишь когда эти три капли крови прошли через каждую ложбинку и бороздку на лекарском колокольчике, они соскользнули с его края на стол.
Сюаньминь взял кисть вымытыми руками, написал на листе жёлтой бумаги имена супругов Цзян, сложив лист трижды, прижал его к лекарскому колокольчику и зажёг.
Он воспользовался огнём жёлтой бумаги, чтобы поджечь кончик палочки благовоний, и струящийся дым с характерным ароматом распространился по комнате, принося покой.
Пока палочка благовоний не прогорела до конца, никто в комнате не сказал ни слова, один Сюаньминь шёпотом прочёл глубокую строку из писания.
Дин…
Звякнул вдруг серебряный лекарский колокольчик; отзвук разливался, не затихая, и старшая сестра и младший брат из семьи Цзян оба прислушивались.
Дин…
Снова звон…
— Это… это отец и матушка? — когда Цзян Шицзин задала вопрос, слёзы её уже полились на стол.
Сюаньминь сказал спокойно:
— Они были заключены слишком долго и уже не способны показаться в телесной форме, могут только передать послание звуком, чтобы попрощаться с вами.
Вымыть руки, записать имена, воскурить благовония, прочесть сутру — так можно проводить душу умершего в будущую жизнь.
Сестра и брат из семьи Цзян, застыв, смотрели на лекарский колокольчик. Пускай они не могли видеть облика родителей, но всё так же не желали даже моргнуть…
Сидящий в углу, Сюэ Сянь беззвучно открыл глаза. Он посмотрел в некую точку среди пустоты перед столом и сомкнул веки вместо кивка — спустя более чем десять лет он поблагодарил сердечную супружескую пару лично: