Медные монеты даруют миру покой [огрызок, 93 главы из ???]

«Наложенное на рану лекарство подействовало очень хорошо, и медная печка, чтобы греть руки, тоже была очень тёплой. Премного благодарен, доброго пути».

* * *

В семейной усадьбе «Дом Сюй» в деревне Вэнь хуадань и сяошэн[143] щебечуще пели, голоса их переливались и влекли, и медный гонг с кожаным барабаном откликались точно в такт:

— Не позволяй яркой луне уйти за горный склон, отныне ввек…

Одна и та же пьеса пелась с давних пор и поныне, многие годы спустя, но никому не наскучила, все во дворе по-прежнему любили слушать эти слова, смотреть на это мастерство.

Старые друзья, старый дом, старые подмостки — как будто и не утекало никогда больше десятка лет, и не было никакого разделения инь и ян.

Великий благодетель Сюй сидел за столом — отпивал чаю, смотрел на разлуки и воссоединения, встречи и расставания на сцене, легко касался пальцами стола и неторопливо подпевал этим мягким постукиваниям. После того как долго смаковал, он вдруг сказал тепло:

— Жэньлян, я благодарен за всё, что вы сделали…

Мужчина с лицом в шрамах был предводителем, ему незачем было выходить на подмостки. Он сидел за столом с великим благодетелем Сюем, а услышав эти слова, остолбенел, когда же обернулся, то увидел, что великий благодетель Сюй улыбается ему. У этой улыбки было множество оттенков, как будто… он уже сознаёт, что заброшенной деревни больше нет, что старые друзья так же скончались.

Мужчина с лицом в шрамах какое-то время был тих, затем взял со стола свою нетронутую чашку чаю, поднял её к великому благодетелю Сюю, пригубил и сказал:

— В будущем году мы, пожалуй… не сможем приехать.

В выражении его лица было такое же множество оттенков, весьма похожих на проступившие у великого благодетеля Сюя.

Выпив по чашке чаю, двое с улыбкой обменялись взглядами, словно, устремляясь в бесконечность круга перерождений, попрощались, поняв друг друга без слов.

Тебе пора отправляться, и мне — тоже…

Небо было черно, туман, что в заброшенной деревне не рассеивался весь год, медленно таял, смутное пение, совсем как и густая мгла, капля за каплей угасало и постепенно удалялось.

— Не позволяй яркой луне уйти за горный склон, отныне ввек не меркнет свет, не постареет человек, и сотня лет — как день один — сегодняшняя ночь[144]…

Пока ты будешь слушать — мы будем петь. Одно обещание — тысяча золотых[145], невзирая на жизнь или смерть.

Примечание к части

Конец третьей арки.

Арка 4: Неизменно. Глава 56: Нить, протянувшаяся через кости (1)

Нынешний дом Фан полнился людьми — всего их было одиннадцать-двенадцать…

Старый господин и его жена скончались друг за другом, и теперь хозяевами были супруги Фан Чэн и Цзян Шицзин.

Дядю Чэня можно было назвать управляющим домом, тётушку Чэнь — и управляющей делами, и поварихой. Двое дали жизнь братьям-близнецам, что заведовали обращённым к улице торговым помещением аптеки, они отвечали за приготовление лекарств по рецепту и счетоводство, но приходно-расходную книгу на ночь всегда отдавали Фан Чэну, чтобы тот просмотрел.

Синцзы сызмала осталась без родителей, и её забрали почившие господин и госпожа дома Фан. С тех пор как Цзян Шицзин вошла в семью, Синцзы всегда сопровождала её, и хотя она считалась служанкой, в действительности, следуя за Цзян Шицзин, крошка за крошкой немало узнала об аптечном деле и медицине, так что в ключевой момент становилась и помощницей.

Остальные были работниками, что помогали с уборкой и мелкими поручениями, сбором лекарственных растений и их сушкой. Было ещё несколько младших — учеников, присланных другими семьями.

Но работники оставались в доме отнюдь не постоянно — иногда они на много дней отправлялись в дальние края за лекарственными травами. И маленькие ученики тоже приходили не каждый день, большинство из них были детьми из бедных семей, они не только обучались мастерству, но и неизбежно должны были работать дома.

Поэтому вся оживлённость в аптеке семьи Фан неизменно приходилась на переднее торговое помещение, во внутренней части же людей на самом деле было совсем немного.

Этот вечер на заднем дворе аптеки семьи Фан, пожалуй, можно было считать самым оживлённым: нищие, которых привели Фан Чэн и Цзян Шицзин, как следует вымылись и переоделись в длинное верхнее платье с хлопковой набивкой, что нашли для них дядя Чэнь и тётушка Чэнь. Одежды были пусть и не новыми, зато опрятными и чистыми, а самое важное — без дыр и выпадающих волокон.

Видимо, семьи Фан и Цзян долгие годы дружили и даже породнились не без причины: самое меньшее, люди в обеих семьях были одинаково великодушны и заботливы.

Тётушка Чэнь осмотрела полопавшуюся от обморожения кожу и поражённую плоть на руках и ногах нищих, не переставая цокать языком, затем, не сказав и двух слов, нашла заготовленные про запас грелки для рук, наполнила их горящими углями и одну за другой сунула нищим в руки: