Послышался скрип половиц в сенях и скрежет открывающихся дверей. На пороге появился седой, широкоплечий, высокий мужчина, отдаленно напоминающий богатыря Черномора из сказки Пушкина. Только кольчугу он не носил, ее заменил овечий потрепанный тулуп, надетый на длинную серую рубаху. У каждого старика свои странности, и тулуп, надетый в самый пик жары, Марка не удивил. Да и мысли его сосредоточились больше на том, что сказать Афанасию, так как, постучавшись, он даже забыл придумать повод, для чего явился в этот дом. Но старик, кажется, не ждал объяснений. Он развернулся, сложил руки за спину и, кряхтя, зашел в сени, оставив дверь открытой, что было сродни приглашению.
Марк, не переставая ощущать ледяную пульсацию в спине, шагнул в темное пространство, пахнущее подвальной сыростью и старьем. Здесь находилась обувь, множество различных деревянных ящиков и полусгнившая лестница, ведущая на чердак. Когда он зашел в комнату, огромную и светлую, дед уже сидел за круглым столом с резными ножками, на котором стояли скромные угощения: сухое галетное печенье, вазочка с вареньем, нарезанный тонкими ломтиками белый хлеб. На ржавой одноконфорочной плите шипел чайник. Афанасий кивнул на свободный стул, и Марк уселся, с беспокойством оглядываясь по сторонам.
– Я все гадал, захочешь ли навестить мой дом, – старик, улыбаясь одними глазами, изучал лицо своего гостя. Голос у него был тихим, не дребезжащим, напротив, имел приятный тембр, он омолаживал своего владельца. – За всю жизнь я даже и не надеялся встретить родную кровь. Ты не перенял внешние черты ни моего отца, ни дядьки, ну и неважно. В тебе течет такая же сила, как и во мне.
– Я сам не ожидал, что приду. Собирался уезжать, – Марк чувствовал себя неловко от пристального взгляда, к тому же не знал, рассказывать ли причину, по которой он явился или лучше промолчать.
– Бежишь, значит, от девочки-ведьмы, – Афанасий со вздохом поднялся и снял чайник с плиты. – Много-ль ты набегаешь? Не от нее уезжаешь, а от себя самого, от мыслей, что вот здесь, – он постучал согнутым пальцем по лбу, испещренного сетью глубоких морщинок.
– Как вы узнали?
– Видел ее в окно. Она приходила разок к Черному озеру. Только у ведьм эти воды вызывают подобный ужас. Они показывают им правду, которую девочки не хотят знать.
– Нелли отправила меня сюда, – признался Марк, неожиданно для себя. – Ей снятся сны с моим двойником, и он желал что-то показать здесь.
Спина Афанасия застыла. Он отставил в сторону чашки и, нахмурившись лохматыми бровями, спросил:
– Свою правду она не пожелала видеть. Я ее понимаю. Страшно и больно. А ты желаешь видеть свою?
У Марка зашумело в ушах от предчувствия кошмара, но он с готовностью закивал. Афанасий отодвинул стул, на котором сидел, и отпер дверь чулана.
– Я не стану мешать. Можешь включить свет и закрыться, либо оставить дверь приоткрытой.
В чулане хранились на деревянных полках банки с заготовками, пучками висели высушенные травы, и висело овальное, в человеческий рост зеркало. Оно блеснуло в темноте, словно зазывая на беседу.
Марк не стал зажигать лампу. Он встал у зеркальной поверхности, глядя на свое отражение. Затем оно растворилось в сером тумане, и Марк увидел комнату, где находился минуту назад. Выглядела она иначе. Первым делом его взгляд зацепился на потемневшую от копоти керосиновую лампу, заменившую чайник с плитой и красные цветы, вышитые на белых полотенцах, что висели рядом с кувшином для умывания. Ожидание натягивало нервы, пальцы начали мелко дрожать. Он встряхнул руки и сжал пальцы, продолжая смотреть сюжет из прошлого.
Красивая, совсем юная девушка гребнем расчесывает длинные, до пояса, темно-каштановые волосы. Они лежат волнами на ее плечах, шее, спине. В ее мимике, жестах, походке есть знакомые черты. Черты Нелли? Не совсем. У них можно найти нечто общее, но еще сильнее проявляются их отличия. Марк услышал скрежет замка.
– Демьян? – отзывается девушка и спешит к порогу.
Мужчина в черной рубахе и синих шароварах хватает ее за талию и кружит в танце. Его глаза блестят страстью, может даже любовью к своей партнерше.
– Ксанка! Ну, скажи, чем не жених, а? Не дури, выходи за меня.
Она отворачивается от его объятий, сопротивляется напору и жару, с которым он пытается заполучить желаемое.
– Мы же все обсудили. Я очень ценю все, что ты для меня сделал и делаешь до сих пор. Но нам нельзя привлекать внимание свадьбой. Если кто-нибудь узнает обо мне – это смерть.
– Ты всегда так говоришь. Я не раз предлагал уехать со мной. Давай же поженимся и сбежим! Я обо всем забываю с тобой, не хочу мести ни жене, ни брату, мечтаю о нашем общем сыне или дочери, о поцелуях, горячих объятиях. Ксана! Мне сложно смотреть на твое тело и не сгорать от желания.
– Нет. Я не могу, Демьян. Оставим все как есть.
– Мне не нужно все, как есть, – лицо мужчины потемнело, а ноздри широко раздувались от гнева. – Я решил для себя, что если получу отказ и сегодня, то все равно добьюсь, чего хотел весь год, прожитый с тобой.