И я поведала Афанасию о том, как рискуя вновь оказаться лицом к лицу со злым духом Демьяна, мне удалось встретиться с бабкой Агатой в доме, ныне не существующем. Упомянула я и о ритуале, который следует выполнить для возрождения в моем теле истинной силы. Но о признании Агаты, ее раскаянии перед брошенной дочерью – умолчала. Мне хотелось самой отыскать свою семью, без помощи магов. Все, что она сказала, пока должно остаться только в моих воспоминаниях, так безопаснее, правильнее. А еще лучше – начать поиски, когда все закончится, когда часы будут уничтожены вместе с проклятьем.
Старик призадумался, потер согнутым указательным пальцем лоб и сказал:
– Сомневаюсь, что Марк владеет темной магией трав. Базилик трава лукавая, используется для приворотных зелий, для призыва нечистого и для раскрытия колдовской силы. У него и в самом деле фиолетовая аура. Пойдем-ка со мной, девочка. Тебе необходим ритуал, чтобы иметь свой голос среди тех, кто хочет распоряжаться чужой жизнью. Я сам проведу его.
Вода тревожно зашумела, ветер усилился втрое, волны разбились о берег и окатили нас ледяными брызгами. Афанасий подхватил меня под руку, и мы направились к его дому по размытой сентябрьскими дождями тропинке, покрытой серыми растрескавшимися кусками грязи. По ее краям торчала поредевшая сухая трава, спутанная и колючая с кивающими колосками пырея. Подниматься по склону было тяжело, легкие заныли от частых вдохов, поясница намокла от пота. Хорошо, что идти пришлось недалеко, после подъема в гору мы оказались на месте.
Старик отпер дверь и, прежде чем войти, потоптался на пороге, осмотрелся, прислушался, явно опасаясь любопытных наблюдателей. Половицы в сенях гулко заскрипели. Афанасий указал мне на темную лестницу, что вела на чердак:
– Поднимайся наверх, сейчас подойду.
Я задрала подбородок и уставилась на квадратное отверстие в потолке, в котором дрожали рыжие узкие полоски, прорвавшиеся сквозь маленькое чердачное окошко. В ручейке света роились пылинки. От внезапного порыва прилетевшего с озера ветра распахнулась входная дверь, и пол в сенях засыпало багровыми листьями клена, росшего рядом с избой. Меня настигли сомнения. Агата доверяла Марку и ожидала, что он сам займется ритуалом. Так зачем я стою здесь?
Неизвестная сила потащила меня по пыльным ступеням. Я шла с открытыми глазами, но чудилось мне, будто сплю. На чердаке витал густой аромат душистого сена, древесной смолы и хвои. Я повертела головой и увидела прислоненные к стене сетки, забитые доверху крупными кедровыми шишками, а неподалеку от них срезанные еловые ветки. В ногах зазвенела усталость, перед глазами стали летать мелкие мушки. Внезапно появилось жгучее желание зарыться в сено, разложенное толстым слоем на полу, и как следует вздремнуть, наслаждаясь дивными ароматами леса.
Сквозь щели стен просачивались пронизывающие сквозняки, руки не могли согреться, пальцы с трудом сгибались. В покрытом серыми тенетами углу стоял ящик, сколоченный из потемневшего необработанного дерева. Я прикоснулась к шероховатой поверхности, испещренной мелкими трещинами и колючими занозами. Содрогнулась. Форма ящика была прямоугольная, но с середины она сужалась, напоминая гроб. Я слышала, что крестьяне заранее готовились к смерти, чтобы не нагружать близких лишними хлопотами, но в наши дни гроб на чердаке вызывал, как минимум, недоумение.
На лестнице раздался скрип, и вскоре передо мной возник Афанасий с металлическим подносом в руках. Он принес с собой зеркало на подставке, несколько свечей из красного воска и серебряное блюдце с сухими, сморщившимися листочками фиолетового базилика. Его лицо излучало абсолютное спокойствие, я сказала бы даже равнодушие. У меня же сердце колотилось так, что дыхание становилось неглубоким и редким. Я ощущала себя заточенной в ловушке, искусно подготовленной магами.
Он поставил поднос на пол и задернул окно черной измятой тканью. Чердак погрузился в темноту. Белый день не оставлял попыток пробраться сквозь узкие щели в дом, подсматривал за нами. В сумраке вспыхнула спичка, а затем на потолке и стенах заплясали бледно-рыжие блики от подрагивающих огоньков свечей. Я посчитала, их было семь.
Афанасий собрал свет от огней в овальном зеркале с железным, проржавевшим местами ободком и направил в мою сторону. Глаза обжег яркий прожектор, я прикрыла их ладонью и… вернулась в состояние той самой тяжелой болезни, настигшей меня в гостинице. Марк поворачивал ко мне зеркало, а руки у него дрожали. Почему?
– Приляг вот сюда, Нелли, – старик расстелил поверх сена голубое верблюжье одеяло. – Этот ритуал требует погружения в сон.
Я хотела бы что-то возразить, встать и уйти, сказать, что не готова никуда погружаться, но тело уже не слушалось, мою волю подавлял тлеющий на подносе базилик. В горле защипало от едкого дыма. Я засыпала, и мне вновь чудилось, как падают на пол рубиновые кленовые листья.