Она положила селедку и села на скамью. Александр вытащил убогую коричневую одежду и такую же шапку.
– А откуда такие модные туалеты?
Она сжалась, но все же нехотя объяснила:
– Чтобы не выделяться. То есть стать как можно незаметнее.
– Незаметнее? Лучше бы спрятала свои губы, которые так и напрашиваются на поцелуй! Так куда тебя несет?
– Что это на тебя нашло? – деланно возмутилась она.
Александр повысил голос:
– Куда ты задумала ехать, Таня?
– Просто хочу подготовиться… на всякий случай.
– Какой именно?
– Трудно сказать. Просто хотела ехать с тобой, – призналась она, опуская глаза.
– Интересно,
– Куда угодно. Хоть на край света. Куда бы ты ни отправился, я буду рядом.
Александр попытался что-то сказать, но язык не слушался, и все слова куда-то подевались.
– Но… Таня, я возвращаюсь на фронт.
Татьяна упорно смотрела в землю.
– В самом деле?
– Разумеется. Куда же еще?
Она резко вскинула голову. В глазах плескалось море эмоций.
– Вот именно, куда?
Поспешно отступив, словно боясь внезапного нападения, Александр заверил:
– Таня, я еду на фронт. Степанов и так дал мне отпуск больше положенного. Я обещал, что вернусь вовремя, и сдержу слово.
– Еще одна черта американцев, – бросила она, – они всегда держат слово!
– Именно, – с горечью подтвердил он, – всегда. И нет смысла говорить об этом. Ты ведь знаешь, что мне придется вернуться.
Татьяна, вздрогнув, подняла на него глаза цвета морских водорослей и едва слышно выговорила:
– Тогда я вернусь с тобой. В Ленинград. – Очевидно, она посчитала его молчание радостным, потому что пояснила: – Я думала, что если ты вернешься в казармы…
– Татьяна! – взорвался он. – Ты шутишь? Шутишь, черт бы тебя побрал?
Он так разозлился, что убежал в лес: требовалось хоть немного остыть и прийти в себя, прежде чем сообразить, как действовать дальше.
Когда он снова вышел на поляну, она чистила селедку. Типичная ситуация. Он на стенку лезет, а она селедку чистит.
Шагнув к ней, он выбил рыбу у нее из рук.
– Эй! Ты что, спятил? – крикнула она.
Александр повернулся и направился обратно в лес, чтобы немного успокоиться. Она подняла селедку, смыла песок и грязь и продолжила чистить.
Вернувшись, Александр забрал у нее чертову селедку, поставил Татьяну перед собой и взял за плечи.
– Взгляни на меня, Таня. Я едва держусь, чтобы не взорваться. Изо всех сил… Какого дьявола тебе взбрело в голову? Ты никуда со мной не едешь.
Она покачала головой и тихо, но упрямо повторила:
– Еду.
– Нет, нет и нет! Только через мой труп. Даже думать не смей. Увидимся в мой следующий отпуск, если таковой подвернется.
– Нет. Ты не вернешься. Погибнешь где-то там, один, без меня. Я чувствую это. И не останусь тут одна.
– Таня, но кто позволит тебе вернуться? Забыла, что Ленинград в блокаде? Мы до сих пор вывозим людей! Неужели не помнишь, что там творилось? Вряд ли, потому что ты и сейчас просыпаешься по ночам с криком. Ленинград в осаде. Ленинград и сейчас бомбят каждый долбаный день. В Ленинграде нет жизни. Там по-прежнему очень опасно, и ты никуда не едешь.
Татьяна пожала плечами:
– Если у тебя появятся другие идеи, дай знать. А пока мне нужно дочистить селедку.
Александр собрал рыбу и размахнулся, чтобы забросить ее в Каму. Но Татьяна схватила его за руки:
– Нет! Это наш ужин, и старушки ждут его не дождутся!
– Ты никуда со мной не едешь, и эта тема закрыта.
Он вывернул рюкзак и вытряхнул содержимое на землю. Татьяна спокойно подняла брови:
– И кто все это соберет?
Александр молча располосовал одежду своим армейским ножом. Но на Татьяну это, очевидно, впечатления не произвело.
– Так это и есть твои старания не взорваться? Шура, тебе не приходило в голову, что я всегда могу сшить себе новую одежду?
Александр, выругавшись, сжал кулаки и навис над ней.
– Ты, кажется, намеренно пытаешься меня довести?
Он уже хотел изрезать рюкзак, но Татьяна повисла у него на руке и, положив ладонь на лезвие ножа, выкрикнула:
– Нет! Только не это!
Она попыталась вырвать нож, дергала за рюкзак. И разумеется, не могла совладать с ним. Александр хотел оттолкнуть ее, но его остановило то, что она, зная, что сопротивление бесполезно, все же продолжает борьбу. Он боялся ударить ее. Причинить боль. И только поэтому выпустил нож и рюкзак.
Татьяна, задыхаясь, подняла рыбу и продолжала чистить. Его ножом.
За ужином в доме Наиры Александр, все еще продолжая кипеть, почти не говорил.
Когда Татьяна спросила, не хочет ли он еще пирога с черникой, он так рявкнул на нее, что она укоризненно покачала головой. Он хотел извиниться, но не смог.
На обратном пути они не разговаривали. Но дома, уже раздевшись и залезая на печку, Татьяна робко спросила:
– Ты еще сердишься?
– Нет! – отрезал Александр, ложась и поворачиваясь к ней спиной.
– Шура, – позвала она, целуя его в спину, – Шура…
– Я устал и хочу спать.
Но, по правде говоря, он только и мечтал о том, чтобы она продолжала ласкать его. И она, конечно, ласкала. Но что это с ней творится?
– Повернись, – шептала Татьяна. – Повернись, мой великан. Чувствуешь, я совсем голая. Чувствуешь?