Медовый траур

В тупике под лестницей притаился последний торговец, окруженный горящими свечами. Черный макияж, черная одежда, черные сапоги. Шрам, рассекая левую скулу, тянется к стеклянному глазу. Все время, пока я спускался, он смотрел на меня и квакал: «Проваливай!»

Сердце у меня замерло, шаги замедлились – я осознал невозможное. Рост, телосложение, рана на лице. А вдруг… Мне пришлось сделать над собой огромное усилие, чтобы почти нормальным голосом небрежно спросить:

– Это что такое?

Я показал на толстый том, озаглавленный «О педиатрии». У него на прилавке не было ничего, кроме этой книги, выложенной на середину – тоже черного – покрывала. Я посмотрел на продавца в упор. В его глазу не было ни малейшего тепла, только злой синий дьявольский огонь.

Уголки губ опущены, рот, обведенный черным, как красятся готы, кажется мертвым. Блеснуло лезвие ножа со стопором.

– Сказано тебе – вали отсюда! Здесь ничего нет для придурков вроде тебя!

Он изрезал мой ясень, может быть, этим самым ножом. Он знает меня в лицо, знает, что я пришел сюда ради него – безоружный, бессильный посреди этого кладбища выродков.

Его губы раздвинулись, обнажив скошенные клыки, а на верхней ступеньке тем временем выросли две тени с засунутыми в карманы руками.

Он был прямо передо мной, я чувствовал его сиплое дыхание. Полицейский против худшего из убийц. Бессильный.

– Чего тебе надо? – сквозь зубы проговорил я.

– А тебе-то чего надо?

Он повертел в руке нож, ловя отблески свечных огоньков.

Опиум забрал у меня всего только тысячу евро. Я кинул на землю две сотни.

– Хочу поглядеть… – как при плохой игре, пояснил я.

Он жадно глянул на деньги, провел лезвием по языку, прочертив на нем кровавый след.

– Рассчитываешь своими фокусами произвести на меня впечатление? – Я подобрал деньги.

Он схватил меня за запястье и вырвал из рук бумажки.

– Значит, хочешь немного поразвлечься? Гляди… – Он прожигал, в самом деле прожигал меня огненным взглядом. – А чтобы получить больше, придется раскошелиться… Но… сначала выбери…

Я присел, потянул к себе книгу.

На плечо вампира вскарабкалась крыса размером с крупный плод манго. Парочка наверху исчезла. Я остался наедине с этим монстром, на самом дне преисподней. «О педиатрии». Какие чудовищные секреты прячутся под обложкой?

Я открыл книгу, и меня затошнило, я еле удержался.

Фотографии. В книге – ничего, кроме фотографий. Десятки, сотни фотографий голых детей в унизительных позах. «Педофилия!» – прозвучало у меня в голове.

Я бросил «альбом» на землю:

– Да пошел ты знаешь куда? Козел!

Он сложил нож, злобно скривил рот:

– А что такого? Ты чего ждал-то, а? Зачем сюда ко мне приперся?

«Голос, как у Рея Чарльза», – говорила пчеловодка. У этого голос не такой низкий. Я бегом помчался по лестнице наверх, а он продолжал разоряться:

– Чего, спрашиваю, приперся? Сукин сын!

На платформе меня встретили разъяренными взглядами. Эта сволочь со шрамом использует систему, чтобы сбывать картинки, которые мне всю душу выворачивают. Ну, его я лично дождусь у выхода! Если выйду отсюда…

Сосредоточиться. Мне необходимо снова сосредоточиться. Прочистить голову. Выкинуть из нее эти снимки. Эту нежную кожу, эти беленькие невинные грудки. Элоиза… Я увидел улыбку моей хрупкой девочки. Маленькая моя…

Выкинь все это из головы, Шарк. Соберись. Ты ведешь расследование… Я обошел уже все прилавки – нигде и следа нет ни комаров, ни личинок, ни жуков-убийц. Полный провал.

Оглядел в последний раз эти дьявольские фигуры: карликовый пророк, яды, наркотики, старый чародей… – и, когда увидел брошенные на облицованной плитками скамье карты Таро, дыхание у меня участилось. Карта со скелетом была перевернута. А владельца колоды и след простыл.

Спрыгнув на пути, я посмотрел направо-налево… Белая шляпа исчезала в зеленоватом тумане за паучьими прилавками.

Мое тело само повернуло следом за ним, шаги удлинились, поначалу едва заметно – пока на меня злобно и подозрительно пялились со всех сторон, но стоило мне, выбравшись на широкую подземную дугу, скрыться с глаз торгашей – и я перестал себя сдерживать. Свежий воздух бесперебойно снабжал мои мышцы кислородом, дыхание стало ровным, ничего общего с тем, что было на Монмартре. Я быстро вошел в ритм хорошего бегуна на длинные дистанции.

И вдруг… у меня едва не полопались барабанные перепонки: грохнули подряд три выстрела. Одна пуля срикошетила над головой, другая вылетела из-за спины, едва не задев плечо.

Тяжело дыша, я прижался к бетонной стене, присел, подобрал несколько горстей камешков, запустил ими в лампы.

Темнота. С платформы слышен гул толпы. Я рванул вдоль рельсов вперед, а шляпа тем временем скрылась в боковом проходе. Напрягаю ноги, изо всех сил отталкиваюсь пальцами, мчусь так быстро, как только могу. Шум позади меня нарастает, тоннель наполняется топотом и криками людей, подгоняемых страхом. Крысы покидают корабль.

Вот оно, надо мной, вентиляционное отверстие, в котором скрылся тот, в белой шляпе. Бросаюсь к железной лестнице, хватаюсь за решетку, ныряю в мерзкую дыру.