Медовый траур

И уж точно не Дель Пьеро. Да она и не пыталась – угадывая мой гнев, видя мои полыхающие бешенством глаза, она решила сесть за руль и поехать со мной. Одевшись соответственно: черные джинсы, бежевый свитер, на ногах военные ботинки, ничего общего с идолом в строгом костюме.

Порт-де-Шарантон. Мезон-д’Альфор. Кретей. Потом сортировочная станция Вильнев-Сен-Жорж, длинный гудящий серый корабль. Дель Пьеро мчалась по дороге, вдавив в пол педаль газа, не отрывая взгляда от горизонта, где исчезали последние звезды.

Восходящее светило уже разгоняло тьму, но эта иллюзия возрождения не помогала, мне не становилось легче оттого, что начинался новый день. Я все еще был под властью кошмаров, полных крови и воплей, и естественного жизненного цикла для меня больше не существовало.

Поглаживая кончиком пальца свое обручальное кольцо, я перевел пустой взгляд на Дель Пьеро:

– У вас есть семья, дети?

Комиссарша ответила не сразу, помешкала, словно внезапное нарушение тишины ее смутило.

– Я в разводе… Но у меня двое прекрасных детей, Жазон и Амандина…

Я откинулся на подголовник, глубоко вздохнул:

– В таком случае вам не следовало здесь быть…

Она все так же неотрывно смотрела на дорогу, только чуть напряглась, и челюсть едва приметно дрогнула, выдавая, как глубоко ее задели мои слова.

– По вечерам меня навещает маленькая девочка, – прошептал я. – Бред какой-то… Только сейчас, когда заговорил с вами об этом, понял, что даже имени ее не знаю… – Я схватился за лоб. – Так странно… Мои поезда… Кто мог ей сказать… Она в них совершенно не разбиралась…

– И что?..

Я покачал головой:

– Эта девчушка напоминает мне о том, что я потерял, она все во мне переворачивает, но вы и представить себе не можете, как я каждый вечер ее жду, как хочу, чтобы она пришла. Я даже входную дверь оставляю открытой. Только утрата заставляет все пересмотреть, осознать, как много люди значили в твоей жизни…

Она бросила на меня хмурый взгляд:

– Зачем вы мне это говорите?

– Не ждите, пока почувствуете боль утраты. От нашего ремесла не уйдешь, а эта работа – людоед, который отнимет у вас близких. Я всю жизнь выслеживал убийц. Худший из них разрушил сознание моей жены и сломал нам жизнь. Это уже было слишком…

– Красный ангел, да?

Я уставился на плафон:

– Каждый день я надеялся, что Сюзанне станет лучше, что она придет в себя, восстановится после тех физически и психологически жестоких пыток, которые ей пришлось терпеть в течение долгих месяцев. Я убеждал себя в том, что душевные раны в конце концов непременно затягиваются, что, глядя на нашу маленькую Элоизу, жена найдет в себе силы сражаться со своей невидимой бедой. Я верил в это, я в самом деле в это верил… И вот к чему пришел сегодня… – Теперь я пристально смотрел на комиссаршу. – Поверьте мне… Эта профессия украдет у вас семью.

Она отвела взгляд, чуть приоткрыла губы, но замкнулась в молчании – и молчание было красноречивее слов. Тем не менее я ждал ответа, выплеска, подтверждения: «Знаю, комиссар, только я такая же, как вы…» Не дождался – она предпочитала страдать молча, – отвернулся и прижался лбом к стеклу. Перед глазами летели мертвые, унылые поля…

– Скоро будем на месте… – наконец проговорила Дель Пьеро, показав на черный гребень огромного леса.

– Я вас не убедил, так ведь? Вы считаете, что этот след никуда нас не приведет?

– Эти координаты заведут нас в чащу. Что там можно найти, кроме… деревьев…

– Топографические карты не покажут нам того, что мы увидим своими глазами.

– Должно быть… Но признайте, что есть основания и для скепсиса.

– Зачем вы в таком случае со мной поехали? Зачем потребовали, чтобы Сиберски и Санчес отправились с нами, хотя в «Убусе» и в этих тоннелях всем работы хватит?

Ее губы сжались.

– Сама толком не знаю… С самого начала все ваши… догадки оказывались верными… интуиция ни разу вас не подвела…

– Ах, интуиция… Ну, понятно…

Внизу мерцала разомлевшая на покое Сена, а прямо перед нами уже ощерил темно-зеленые челюсти Сенарский лес. Под первыми же деревьями нас обступила тьма, и рассвет, уже наливающийся алым жаром, показался далеким. Развилка – и, приведя нас в неверные, угрюмые дебри, дорога кончилась как не бывало. Санчес и Сиберски остановились рядом.

– Что там? – спросил я у Дель Пьеро, изучавшей показания навигатора.

Она выбралась наружу и, стоя в бледных лучах фар, доложила:

– Говорит, еще два километра к северо-северо-востоку, то есть… вот в этом направлении…

Никакой тропинки, только шершавые стволы и буйная листва…

– Что это значит? – заорал Сиберски. – Здесь же ничего нет!

– А ты чего ждал? – обозлился я. – Думал, увидишь трассу с расставленными вдоль нее факелами?

Санчес прислонился к своей машине и бросил с вызовом, поддерживая товарища:

– А нам надо было ехать сюда по грибы непременно вчетвером? Лично я этим денечком сыт по горло!

– Сейчас пять утра, твой день только-только начинается. Пошли… И молча!

Я, вооружившись своим «маглайтом», двинулся первым, Санчес, как и было велено – молча, встал замыкающим.