Медсанбат

— Война! Чтобы убить человека, сколько разной техники создали! А чтобы спасти человека, что нового поступило? Ничего...

— Тяжело сейчас, сам знаешь... Со временем и медики получат все необходимое...

— Куда откомандировали Шубину? — спросил Шевченко Уралова, как только Горяинов угомонился.

— В штаб дивизии, — ответил Уралов. — А оттуда куда — не ведаю. Только ее командировка не похожа на другие. Может, для выполнения специального задания. А может, в тыл забросят...

— Она что, радистка?

— Медсестры там тоже нужны.

— Но почему Шубину?!

— Значит, больше подошла. Комбат с Рахимовым подбирали. Может, Рахимов лучше знает, куда Шубину направят для прохождения службы.

— А где находится разведотдел армии?

— Под Старицыном, кажется. Я могу уточнить...

«Значит, в разведку, — горячился Шевченко, шагая во взвод, — Но почему ее? Может, тут Травинский и ни при чем. Просто она подошла лучше по другим соображениям. Знает хорошо немецкий язык, отлично ходит на лыжах».

Вечерело. Во дворе Павел увидел три автомашины, возле которых хлопотали водители, готовя их в рейс. У двух уже стелился сизый дымок отработанных газов. Значит, все в порядке. Шевченко сейчас пойдет и напишет Аленке длинное письмо. Адрес узнает.

25

— Возьмите еще хоть одного раненого, — упрашивает врач Наталью Трикоз.

— Ну куда ж его? Завсегда с перегрузкой ездим...

Шевченко кивнул Трикоз, мол, возьмем.

А на плащ-палатке уже несли лейтенанта с перевязанной головой. Он лежал на спине и глухо стонал.

— Ну ладно, давайте, — сказала Наталья. — Трошки потеснитесь, товарищи!

Фирсанов недовольно пробурчал себе под нос, сел в кабину. Шинель на нем вымазанная, висит, как на вешалке, никакого вида.

Раненые потеснились, и лейтенанта положили на солому в середине. В изголовье на корточках приспособилась Наталья. Машина тронулась и стала набирать скорость. После каждой встряски лейтенант охал. Стоны его доносились даже в кабину.

— Потерпи, родной, — ласково приговаривала Наталья. — Еще трошки. Шесть километров — пустяки!

— Побыстрей бы!

Раненый снова застонал.

— Потерпи, милый, скоро медсанбат...

— И поплакать некому, — вдруг сказал раненый. — Моя там...

Наталья поняла, что его родные остались в оккупации. Может, и жена есть. Но тут же отбросила эту мысль. Лейтенант молоденький, только из училища.

— Не печальтесь, — наклонилась к нему девушка. — Все будет хорошо.

А Фирсанов нажимал на газ. Машина шла быстро. Мотор работал исправно, пощелкивали только клапаны. Конечно, не мешало бы подрегулировать сцепление, чуть переставить зажигание, но когда? В гражданке он не выезжал в рейс без твердой уверенности, что машина его не подведет. Лучше поработать несколько лишних минут в гараже, чем стоять в дороге. Но то была гражданка, а это война. Сегодня он собирался с часок повозиться с машиной, но налетел сержант Фролов:

— Собираешься, как на свадьбу! — крикнул он.

Сержант Фролов любил подтрунивать над Петром, но сам его уважал. Машина у Фирсанова хоть и скрипит, и стучит, но безотказно работает.

«Подарю трофейный ножик Куваеву, поможет, — думал Петр. — Один работаю на ней, не с напарником, не на кого сваливать».

Где-то раздались взрывы. Шевченко выглянул из кабины: так и есть — «фокке-вульф». Что же делать? Приказать прибавить скорость? Остановиться? Но в кузове раненые. Эх, было бы лето, свернул бы в лесок. Сейчас с дороги не свернешь, снег по пояс. А, что будет, то будет, поедем быстрее.

— Нажимай на газ! — приказал лейтенант.

И Фирсанов послушно прибавил газ. Из-за шума мотора он услышал трескотню пулемета, и что-то горячее прошило ему грудь. Он сбросил газ и потерял сознание. Полуторка тут же ткнулась радиатором в снег.

— Давай! Давай! — кричали из кузова. — Ну, что же ты!

— Наталка, скорее сюда! — позвал Шевченко.

Трикоз выпрыгнула из кузова и поспешила к кабине. Фирсанов беспомощно лежал на руле. Она прислонила его к стенке кабины, одним мигом расстегнула шинель, Шевченко маленьким перочинным ножом располосовал гимнастерку. Открылась страшная рана.

— Петечка, родимый! Что же он, гад, с тобой сделал?! — запричитала Наталья.

«Не иначе, как разрывная пуля!»

— Кровь! Кровь остановить! — почему-то закричал Шевченко, будто сестра не знала, что это сейчас самое главное.

— Я же бинтую, бинтую, — отозвалась Трикоз.

Наконец Фирсанов вздохнул, открыл глаза. Хотел, видимо, подняться, но не смог, только застонал. Наталья заплакала, потом начала целовать его закрытые глаза. Губы Фирсанова снова зашевелились.

— Наташа, — чуть слышно простонал он.

— Я тут, с тобой, родимый! — горячо прошептала девушка.

— Где шашка? — вдруг опомнился Шевченко. — Где дымовая шашка?!

— Наверно, под сиденьем.

А самолет, видно, «свободный охотник», снова разворачивался.

Лейтенант поджег дымовую шашку и бросил рядом с машиной.

— Все немедленно в кузов! — Сам прыгнул на сиденье, захлопнул дверку кабины.

Петр медленно повернул голову в его сторону. В глазах, под приподнявшимися веками, мелькнула искра сознания.

— Наташа, бери Петра на колени, сейчас быстро поедем! — сказал лейтенант, как только самолет скрылся.