Я отшатываюсь от шкафа. В ушах отдаётся стук сердца, слышу собственное надсадное дыхание. Падаю на диван, стоящий рядом, опираюсь локтями на колени, головой на ладони. Сила собственных эмоций захлёстывает.
Не знаю, сколько я сижу так, приходя в себя. Наконец, поднимаюсь. Осторожно достаю из шкафа форму, складываю. Здесь я её не оставлю. Хотя кто знает… возможно, недолго мне осталось носить погоны.
Сухо попрощавшись с матерью, уезжаю в городскую квартиру. Нужно выспаться, но сон не идёт. Завтра всё решится. Краем глаза замечаю включившийся мобильный на тумбочке рядом с кроватью — сообщение пришло… Вздрогнув, быстро подхватываю телефон. Оно от неё.
Торопливо начинаю писать в ответ «спасибо» и зависаю. Что ещё написать? Спросить, как дела? Как-то… глупо, что ли. Промучившись несколько минут, отправляю только благодарность, но ответа не дожидаюсь. У неё вроде бы сегодня дежурство, может, занята… А откуда, кстати, она узнала?
С утра подрываюсь чуть не на рассвете. Привожу себя в порядок. Каким бы ни было решение комиссии, его нужно принять.
В клинику приезжаю значительно раньше, чем нужно, но меня уже ждёт Игнатьев.
— Заходи, — кивает мне. — Заключение готово.
Пододвигает по столу распечатанные листы. Штампы, подписи, печати… Негнущимися пальцами беру и начинаю вчитываться. Буквы прыгают перед глазами, складываясь в слова. Медицинское освидетельствование… влияние исполнения обязанностей на состояние здоровья… данные, результаты-результаты-результаты, диагноз… заключение военно-врачебной комиссии…
Категория годности Б.
Прошёл.
Я прошёл.
— Поздравляю, — хмыкает друг, расплываясь в улыбке. — Странные, конечно, у тебя представления о том, что для тебя важно, но…
Поднимается и хлопает меня по плечу.
— Ну, чего молчишь?
— Осознаю, — выдавливаю медленно.
— А-а, ну давай-давай. Только недолго, а то у меня скоро приём начнётся, — фыркает Дан. — И учти, я, как твой лечащий врач, всё равно настоял на курсе реабилитации. Коротком. После него отпуск. Глава согласен. Так что пишешь нужные заявления — и вперёд.
— Спасибо, — киваю другу.
— Пожалуйста, — Дан вдруг становится серьёзным. — Я вчера видел Надю.
— Что?! Где?
— Где-где, в больнице, — похоже, лицо у меня перекашивает от внезапного ужаса, потому что Игнатьев быстро добавляет: — на дежурстве!
— А-а, — выдыхаю, успокаивая заколотившееся сердце.
— Она просила передать, что желает тебе удачи, — друг смотрит очень внимательно.
— Она… да, она написала мне вчера, — отвожу взгляд.
Дан вдруг закатывает глаза с мученическим выражением на лице.
— Слушай, это против всех моих принципов. Но вы оба меня просто… драконите! — выдаёт вдруг нейрохирург. — Я выяснил, почему она попала в больницу семь лет назад. Все врачи, знаешь ли, тоже в обязательном порядке проходят медосмотры. У неё была внематочная беременность, друг мой.
— Бе…ременность? — запинаюсь на этом слове.
— Трубная внематочная, — уточняет Дан. — Это важно. Потому что сохранить такую беременность невозможно. Это патология, когда плодное яйцо, вместо того чтобы нормально прикрепиться и начать развиваться в матке, остаётся в маточной трубе, которая совершенно не предназначена для роста ребёнка. Она просто рвётся. Женщина при этом испытывает жуткую боль. В некоторых ситуациях такое может закончиться смертью. Твоей Наде повезло.
Я закрываю лицо руками. Девочка моя… бедная моя девочка… Как она пережила… одна?