— Тебе, наверное, интересно, зачем я всё это говорю, нарушая, между прочим, врачебную тайну? — Дан язвительно улыбается. — Ты же вроде бы хотел, чтоб тебе перестали врать? Так вот, ты идиот. Как тебе такая правда? Что за необходимость мучиться самому и заставлять мучиться несчастную девчонку? Она ведь нужна тебе! И судя по тому, что я видел, ты нужен ей. Так какого… ты упёрся в эту никому не нужную правду, вместо того чтобы приехать к ней и сказать, что хочешь на ней жениться и заделать пару-тройку карапузов?
__
Глава 17
Надя
— Надя, для новокаиновой блокады подготовь всё.
— Хорошо, Никита Сергеевич.
Я отхожу к стеклянному шкафчику в смотровой, достаю раствор новокаина, спирт, дистиллированную воду, готовлю раствор.
— Ну что, Алексей Иваныч, можно сказать, повезло тебе, — Добрынин продолжает аккуратно прощупывать каждый сантиметр грудной клетки, покрытой кровоподтёками. — Но полежать у нас придётся. Ближайшие несколько дней под наблюдением, чтобы исключить посттравматическую пневмонию. Смещения костных отломков отсутствуют, — диктует параллельно сидящему тут же молоденькому нервному интерну, — болезненность при пальпации… Ты пиши-пиши давай, полностью, никто потом твои сокращения разбирать не будет!
Улыбаюсь про себя. Новички Добрынина жутко боятся. Он профессионал высочайшего уровня, ни в словах, ни в выражениях не стесняется, может так послать, что дорогу назад не найдёшь. Совсем другой он только рядом с женой. Украдкой вздыхаю. Повезло им найти друг друга… Не всем так везёт.
Хирург тем временем заканчивает осмотр, перебрасываясь парой слов с Алексеем. Этот пациент из «своих», видимо, знакомый его жены. Никита Сергеевич сам делает блокаду, правда, в то же время дрючит интерна, требуя, чтобы тот проговаривал ему технику выполнения.
— Ну вот и всё, — закончив, моет руки. — Надя, мягкую повязку наложи, жёсткую лангету пока не будем. И можешь быть свободна. А ты, — поворачивается к интерну, — ждёшь тут с пациентом десять минут, потом помогаешь Алексею дойти до палаты и оформляешь направления, на КТ, МРТ и рентгенографию. Напишешь, Анне Николаевне покажешь, она проверит.
Наложив повязку, убираю всё за собой и выхожу из смотровой. Дежурство закончилось, теперь можно и домой.
Я не успеваю сделать даже пару шагов. Внезапно меня подхватывают на руки.
— Привет, птичка! — слышу над собой знакомый голос.
— Что?..
— Мне тут вправили мозги, и я понял кое-что… — Володя смотрит прямо на меня, и я теряюсь под пронзительным взглядом. — Я не могу без тебя жить. Поэтому похищаю!
— Ты сдурел?! — брыкаюсь, пытаясь встать на ноги, но меня перехватывают, а затем… перекидывают через плечо!
— Да, сдурел, — этот… неандерталец невозмутим, как…
— Ах ты… Поставь меня на место сейчас же!
— И не подумаю, птичка. Мы с тобой и так слишком много времени потеряли, — Володя делает шаг вперёд к выходу.
— Что вы тут устроили?! — к нам подбегает Анна Николаевна.
Мужчина притормаживает.
— Я её забираю!
— В смысле забираете?! — Анна Николаевна, видимо, тоже теряется от такой незамутнённой наглости. — Надя одна из наших лучших медсестёр!
— Не сомневаюсь, — невозмутимо ответствует Володя. — Обещаю любить, заботиться… в болезни и здравии, и всё такое. Вернуть в целости и сохранности не обещаю, и вообще, она скоро уйдёт в декрет!
Пока мы с хирургом хватает ртами воздух, мужчина толкает свободной рукой дверь и выходит вместе со мной на лестницу.
— Какой декрет?! — шиплю с его плеча. — Спусти меня немедленно!
Меня осторожно опускают вниз, но отстраниться не дают. Какое там отстраниться — в мои губы впиваются таким поцелуем, что все мысли разлетаются из головы.
— Прости меня, птичка, — шепчет Володя, отодвинувшись на секунду.
— За что? — спрашиваю так же тихо, колени у меня подкашиваются, сердце колотится, как сумасшедшее.
— За то, что меня не было рядом с тобой, когда тебе нужна была поддержка. За то, что столько упустил. За то, что злился, что ни разу не написал за последнюю неделю, хотя должен был…
Он, похоже, собирается говорить что-то ещё, но я прижимаю пальцы к его губам, вглядываюсь в глаза.
— Ты ведь помнишь, что я сказала тебе тогда? — говорю негромко. — Дины больше нет.
— Того Володи, который любил Дину, тоже уже нет, — улыбается мужчина. — Он потерялся где-то там, вместе со своей памятью. Есть я. Ревнивый собственник с отвратительным характером и сомнительным анамнезом, а в довесок ещё и с ужасной матерью, которая будет кошмарной свекровью. И я люблю тебя. Надю. Надежду. И готов делать всё, чтобы ты меня тоже полюбила. А начать собираюсь прямо сейчас!
Он опять подхватывает меня на руки.
— Ну не по лестнице же! — дёргаюсь нервно.
— Боишься, что уроню? — он вздёргивает бровь.
— Боюсь, что упадёшь, — парирую в ответ.
— Ну хорошо, спускаемся ногами, — меня опять целуют, а затем берут за руку.
Как только лестница заканчивается, я снова взлетаю в воздух.