Медведь и соловей (ЛП)

«Я несу холод», — сказал голос. И вдруг ледяные нежные пальцы коснулись ее лица и горла. Холодное прикосновение, как кончики пальцев, были под ее одеждой, на ее сердце.

— Ты прекратишь? — прошептала Вася, подавляя страх. Ее сердце словно билось в чужую ладонь. — Мой народ боится, они сожалеют. Скоро все будет как раньше: церкви и черти вместе, и никто не будет бояться говорить о демонах.

«Будет слишком поздно, — сказал ветер, и лес подхватил эхом: слишком поздно, поздно. А потом: — И тебе стоит бояться не моего мороза, девица. А огня. Ваш огонь горит слишком быстро?».

— Это из-за холода.

«Нет, грядет буря. Первый признак — страх. Второй — всегда огонь. Твой народ боится, огонь горит быстро».

— Молю, не пусти бурю, — сказала Вася. — У меня есть подарок, — она сунула руку в рукав. Там был кусочек сухаря, щепотка соли, но она протянула их, и ветер утих.

В тишине Вася услышала вой волка, уже очень близко, ему ответил хор. Но тут меж двух деревьев прошла белая кобылица, и Вася забыла о волках. Длинная грива кобылицы была как сосульки, ее дыхание оставляло облачка в ночи.

Вася перевела дыхание.

— О, ты прекрасна, — сказала она, замечая в голосе томление. — Ты несешь холод?

Был ли у кобылицы всадник? Вася не знала. Казалось, был, а потом кобылица встряхнулась, и тень на ее спине оказалась игрой света.

Белая лошадь направила ушки вперед, к хлебу и соли. Вася протянула руку. Она ощутила теплое дыхание лошади на лице, смотрела в темный глаз. Ей вдруг стало теплее. Даже ветер казался теплее, пока окутывал ее лицо.

«Я несу холод, — сказал голос. Вряд ли это была кобылица. — Это мой гнев и мое предупреждение. Но ты смелая, девица, я отступлю из-за подношения, — пауза. — Но страх не мой, как и огонь. Грядет буря, и мороз — пустяк, по сравнению с ней. Храбрость спасет тебя. Если твой народ боится, он проиграет».

— Что за буря? — прошептала Вася.

«Остерегайся смены времен года, — казалось, ветер вздохнул. — Остерегайся…» — и голос пропал. Но ветер остался. Он дул все сильнее, без слов гнал облака напротив луны. Ветер приятно пах снегом. Во время снегопада будет не так холодно.

Когда Вася вернулась в дом, снежинки на ее капюшоне и ресницах заткнули шум семьи. Алеша радостно смотрел на нее, Ирина, смеясь, выбежала наружу, чтобы поймать снежинки.

Той ночью холод отступил. Снег шел неделю. Когда снег прекратился, они три дня выкапывали дороги. Волки воспользовались потеплением, чтобы охотиться на зайцев, и ушли глубже в лес. Никто их больше не видел. Алеша был недоволен.

* * *

Дуня плохо спала зимними ночами, но не только из-за холода или боли в костях, как и не из-за тревоги из-за кашля Ирины и бледности Васи.

— Пора, — сказал демон холода.

В этот раз во сне Дуни не было саней, солнца или зимнего воздуха. Она стояла в мрачном лесу. Казалось, большая тень скрывается в темноте. Ждет. Бледное лицо демона было видно, глаза были лишены цвета.

— Пора, — сказал он. — Она женщина, сильнее, чем думает. Я могу отгонять зло от вас, но мне нужна эта девочка.

— Она ребенок, — возразила Дуня. Она считала его искусителем, лжецом. — Ребенок… она еще выпрашивает сладости, зная, что их нет, и она за зиму побледнела — кожа да кости. Как я могу ее отдать сейчас?

Лицо демона было холодным.

— Мой брат просыпается. С каждым днем его оковы все слабее. Этот ребенок, хоть и не знает, сделала все, что могла, чтобы защитить вас, крохами и смелостью, своим зрением. Но брата это смешит. Ей нужен камень.

Тьма подступала, шипя. Демон холода говорил резко, Дуня не знала эти слова. Ветер обрушился на поляну, и тени отступили. Вышла луна, и снег засиял.

— Прошу, король зимы, — робко сказала Дуня, сжав руки. — Еще год. Еще немного света. Она станет сильнее от дождей и солнца. Я не… могу отдать свою девочку Зиме сейчас.

Смех вдруг раздался из кустов, старый и медленный. Вдруг Дуне показалось, что свет луны проникает сквозь демона холода, будто он лишь игра света и тени.

А потом он стал мужчиной с весом и формой. Его голова была отвернута, он разглядывал кусты. Когда он повернулся к Дуне, он был мрачен.

— Ты лучше знаешь ее, — сказал он. — Я не могу взять ее не готовой, она умрет. Еще год. Но я этому не рад.

14 Мышь и дева

Анна Ивановна страдала с остальными той зимой. Ее ладони опухли и огрубели, зубы болели. Ей снился сыр, яйца и салат, а приходилось есть квашеную капусту, черный хлеб и копченую рыбу. Ирина не была сильной, она стала тенью себя, и Анна, боясь за ребенка, сплотилась с Дуней, вливая малышке в рот бульоны и мед, согревая ее.