Медведь и соловей (ЛП)

Но она хотя бы не видела демонов. Маленькое бородатое существо не ходило по дому, попрошайка из прутьев не ползал по двору. Анна видела только мужчин и женщин, страдала только из-за толпы в доме плохой зимой. И отец Константин был там: мужчина похожий на ангела, она и не представляла таких людей, с его сияющим голосом, нежным ртом и священными иконами, что возникали из-под его сильных рук. Она видела его каждый день той зимой, когда они сидели в доме. Ей можно было даже не есть в его присутствии, ей этого хватало. Ее разум был спокоен, она даже улыбалась пасынкам и Василисе.

Но когда выпал снег, и холод пропал, мир Анны разбился.

Серым днем, когда со свинцового неба падали снежинки, Анна прибежала в комнату Константина.

— Демоны еще здесь, батюшка, — завопила она. — Они вернулись, до этого они лишь прятались. Они хитры, они — лжецы. Чем я нагрешила? Отец, что я должна делать? — она рыдала и дрожала. Утром домовой выбрался упрямо из печи и взялся за корзинку Дуни с вещами для починки.

Константин не сразу ответил. Его пальцы были бело — голубыми, сжимали кисть — он ушел в свою комнату, чтобы рисовать. Анна принесла ему суп. Он плескался в ее дрожащих руках. Константин с отвращением учуял капусту. Ему надоела капуста. Анна опустила миску рядом с ним, но не уходила.

— Терпение, Анна Ивановна, — ответил священник, когда стало ясно, что она ждет его слов. Он не оборачивался, не замедлил быстрые точечные мазки. Он рисовал неделями. — Это долгий процесс, многие еще уклоняются. Ждите, и я приведу их к Господу.

— Да, батюшка, — сказала Анна. — Но сегодня я видела…

Он зашипел между зубов.

— Анна Ивановна, вы никогда не избавитесь от дьяволов, если ходить и выглядывать их. Как ведут себя христианки? Вам лучше бояться Бога и коротать время в молитвах. Больше молитв, — он посмотрел на дверь.

Но Анна не уходила.

— Вы уже сотворили чудеса. Я… не посчитайте меня неблагодарной, батюшка, — она шагнула к нему, дрожа. Ее рука опустилась на его плечо.

Константин нетерпеливо посмотрел на нее. Она отпрянула, словно обожглась, лицо тускло покраснело.

— Благодарите Бога, Анна Ивановна, — сказал Константин. — Оставьте меня работать.

Она замерла без слов и убежала.

Константин посмотрел на суп и сглотнул. Он вытер рот и попытался вернуть спокойствие, что требовалось для рисования. Но слова ее жалили. Демоны. Дьяволы. Чем я нагрешила? Константин задумался. Он наполнил людей страхом перед Богом, они были на пути к спасению. Они нуждались в нем — любили и боялись его в равной степени. Он был посланником Божьим. Они поклонялись иконам. Он мог лишь действовать словами и яростными взглядами, вызывать послушание и дух унижения, и он это сделал. Он ощущал эффект.

И все же.

Константин невольно подумал о второй дочери Петра. Он следил за ней зимой, за ее детской грацией, смехом, беспечностью и тайной печалью, что порой бывала на ее лице. Он помнил, как она приходила в сумерках, в холоде ночи. Он сам взял медовуху из ее рук, не подумав из-за благодарности, что этим пробуждает доверие.

Она не боялась. Она не боялась Бога, она ничего не боялась. Он видел это в ее тишине, ее странных глазах, в долгих часах, что она проводила в лесу. Ни у одной набожной девушки не было таких глаз, они не ходили с такой грацией в темноте.

Ради ее души и ради всех душ в этом глухом месте он вызовет в ней скромность. Она увидит, какая она, и испугается. Он спасет ее и спасет этим всех. Если не выйдет… Константин не следил за пальцами, рисовал, задумавшись над проблемой. А потом он очнулся и увидел, что изобразил.

На него смотрели дикие зеленые глаза, а он собирался сделать их нежными голубыми. Длинная вуаль могла легко быть на красно — черных волосах. Она словно смеялась над ним, застигнутая среди леса, вечно свободная. Константин закричал и отбросил доску. Она рухнула на пол, брызгая краской.

* * *

Весна была мокрой и холодной. Ирина, любившая цветы, плакала, ведь подснежники не расцвели. Поля тонули в потоках странного дождя, неделями ничто не высыхало ни внутри, ни снаружи. Вася в отчаянии пыталась совать носки в печь, где огонь скрывался в углу. Она доставала их теплыми, но не сухими. Половина деревни кашляла, и она хмурилась, глядя на брата, пока он одевался.

— Хуже уже некуда, — сказал Алеша, глядя на свои чуть обгоревшие носки. Его глаза были красными, а голос хриплым. Он скривился, натянув на ноги теплую влажную шерсть.

— Да, — Вася надевала свои носки. — Я могла бы побольше приготовить, — она снова посмотрела на него. — На ужин будет горячее. Не умри до конца дождей, братишка.

— Не обещаю, сестренка, — мрачно сказал Алеша, кашляя. Он поправил шапку и вышел наружу.

из-за дождя и влажности отец Константин делал краски и кисти на зимней кухне. Там было темнее и суше, чем в его комнате, хоть и шумно, под ногами путались собаки, дети и слабые козлята. Вася жалела из-за перемены. Он не говорил ней, хотя хвалил Ирину и часто давал указания Анне Ивановне. Но Вася ощущала на себе его взгляд. Пока она с Дуней готовила бедный хлеб и пряла, Вася все время ощущала взгляд священника.