Медвежья злоба

– Расцеловал бы тебя, – радовался добытому соболю Митька.

Дед Егор крутил в руках крупного соболя-самца. Любовался его шелковистым мехом и густотой зимнего подшёрстка.

– Хорош котик. Таких нам бы с десяточек. Плюс рыбка и хватить должно детишкам на молочишко.

– Возьмём.

– С тобой, таким стрелком, возьмёшь…

– Не знаю даже, как и получилось.

– Плохому танцору всегда что-то мешает, – незлобно ругался Егор. Митька принёс свой рюкзак и развязал.

– Э! Нет, – видя действия товарища, сказал дед. – Эту добычу я сам до дома донесу. Не устану.

Он положил обвёрнутого в чистую тряпицу соболя к себе за пазуху…

Лов пеляди на озере подходил к завершению. На льду лежало несколько довольно внушительных куч свежемороженой рыбы. Рыбалка получилась удачной, чему очень радовались все члены бригады. Заработок в промхозе обещал быть очень и очень приличным. Дед Егор и Митька радовались вдвойне. Дни, которые они тратили на охоту, уклонившись от лова рыбы, тоже оказывались неплохими. Приличное количество соболиных и беличьих шкурок сушилось в бараке. Оставался последний день.

– Завтра самолёт прилетит из посёлка и всех вывезет, – сказал мужикам дед Егор. – Один день пусть будет выходным. Рыбу нужно в мешки упаковать, сети собрать, в бараке убраться.

– Ну и выходной, – шутили мужики. – А вы с Митькой, конечно, на охоту попроситесь.

– Если отпустите.

– Чёрт с вами, идите, закрывайте сезон. Всё равно убежите.

– Это правда, – улыбался во весь рот Митька…

Последний охотничий день в окрестностях Голубого озера с утра не задался. Всё было как всегда. Дед Егор и Митька шли лесом, а Кучум работал, челноча тайгу, но радостного собачьего лая охотники так и не услышали. Пообедали, сидя на большом поваленном дереве, разложив нехитрую снедь и разведя костёр. Вскипятили в солдатском котелке чаю. Кучум, получив кусок хлеба, сидел на снегу, смотрел на людей и ждал добавки.

– Ты, Кучумка, не подведи нас, – разговаривал с лайкой Митька. – У нас сегодня последний охотничий день. Придём пустые, нас на смех ребята поднимут. Пойми.

Кучум в ответ вилял хвостом, ожидая от Митьки какого-нибудь лакомства.

– Нам соболь нужен или глухаришка. На самый последний случай можно и белочку найти. Согласен?

Егор наблюдал за кобелём и Митькой, улыбался.

– Слушай, Митрий, он тебя давно понял. Найдёт тебе зверя, не сумлевайся. Но ты ему пожрать дай. Соловья ведь баснями не кормят.

– Хорошо. На, Кучум. – И Митька кинул кобелю ещё один кусок хлеба.

Обед закончился. Мужики курили.

– Егор, я немного стороной пойду. По ручью, там рябчики могут попасться. Повезёт, я их с винтовки «пощёлкаю». А то вдвоём от нас шуму много. Да и кобель птиц может вспугнуть. А встретимся у болота, там, где первого глухаря стреляли. Помнишь?

Егор кивнул и с улыбкой посмотрел на Митьку.

– Давай так. Может, повезёт тебе.

Через минуту мужики разошлись. Митька полез ручьём, проклиная свою идею уйти от Егора. Всё вокруг было завалено упавшими деревьями, через которые то и дело приходилось перебираться. Такого бурелома ему видеть давно не приходилось.

«То-то Егор улыбался. Знал, зараза, какие тут завалы», – думал он, перелезая через очередную поваленную сосну.

Тут его внимание привлекло несколько надломленных молодых ёлочек.

– Кто-то еловый молодняк ломал. Кому понадобилось в такой глуши? – Митька полез посмотреть.

Разбуженный в своей берлоге медведь сразу и не понял, что произошло. Он лежал в углублении под вывороченными корнями дерева, через которое Митька перелез несколько минут назад. Поломанные молодые ёлочки вокруг – это и были как раз его медвежьи «закуси», которые он делал, когда готовил себе подстилку, перед тем как залечь в спячку на зиму. Зверь выскочил прямо перед Митькой. Деваться обоим было некуда, столкнулись, как говорится, нос к носу. Медведь встал на дыбы. Винтовка была на плече у Митьки, да и не помогла бы мелкокалиберка в сложившейся ситуации. Перочинный нож – и тот далеко в кармане, сразу не достанешь. И Митька принял единственное, по его мнению, правильное решение, взял и схватил руками медведя за уши. Небольшие медвежьи уши едва выдавались из окружающего их медвежьего меха, и, как удалось держать их руками, было непонятно. Медведь заревел от боли, злости, перемешанной со страхом, и от человеческой наглости. Заорал и Митька:

– Кучум, Кучум, а-а-а-а-а! Помогите!

Спасло Митьку то, что медведь был пестуном. А был бы матёрым, давно заломал человека. Хоть Митька и был здоровым и сильным мужиком, но бороться в завалах с кажущимся неуклюжим медведем было непросто. Митька сдавил уши зверя так, что под ногтями выступила кровь. Все равно медведю удалось подмять человека под себя, и он начал грызть его руку.

«Хана!» – успел подумать Митька, как только медвежьи клыки разорвали рукав телогрейки и впились в мышцы. Медведь рвал руку, а человек, стараясь не ослаблять хватки, давил и давил уши, словно в этом было его спасение.