Медвежья злоба

…Охота открыта вот уже несколько недель. А выхода в лес у меня не получается. Выходные за выходными я откладываю встречу с друзьями-гончатниками. Иногда так бывает – то одно более важное дело, чем охота, отвлекает в этой жизни, то другое. Но как говорится: «Если работа мешает охоте, брось работу…» За день перед выходными забываю обо всём, в голове только заячья охота. Обзваниваю друзей, а у кого нет телефона, еду к ним домой. И в оговоренный день я самый первый у дома Николая Николаевича. Это время – лучшая пора для гончих охот. Лист с деревьев практически опал, трава прибита к земле не так давно прошедшими заморозками. И зайцы как раз сейчас заканчивают жировать, начнут искать себе места для днёвок. А тут и мы с Трубачом, Соловушкой и Будишкой. Главное, чтобы пораньше оказаться в лесу, на месте охоты.

– И чего ребята запаздывают? – волнуюсь я. – И Николай Николаевич не идёт.

Трубач, живущий в вольере, построенной когда-то нашим дружным коллективом у дома Николая Николаевича, меня слышит и время от времени лает. Его голос, о котором любит рассказывать его хозяин, разносится по всей округе. Странно, как люди, далёкие от охоты и спящие сейчас в своих квартирах, это могут терпеть. Я бы на их месте, наверное, уже высунулся в окно и орал так, чтобы заглушить лай собаки. Но вокруг всё спокойно. Подходит Николай Николаевич, и Трубач молкнет.

– А что народ? Ведь рано, а выжлец вон как подвывал, – обращаюсь я к нашему главному гончатнику.

– Сколько лет уже одно и то же. – Он улыбается. – Хочешь не хочешь, а люди ко всему привыкают.

Логика в его словах железная. Подъезжают ребята. Мы здороваемся, разговариваем, курим, на всё это уходит несколько минут. Машины заводятся, и через каких-то полчаса все мы добираемся до нашего заветного места. Все зайцы в округе нам известны. Многих мы и наши собаки гоняли из года в год, и знаем их «в лицо».

– Осень в этом году сухая, поэтому пойдём краем болотца, место проверим и к ручью выйдем, – командует Николай Николаевич и отпускает Трубача.

Мы согласны, ему виднее. Трубач делает круг вокруг нас, наклоняет морду к земле, принюхивается и исчезает в лесу.

– Гав! Гав! – начинает он лаять. Очень похоже на гон.

– Что это с ним?

– Пусть старик выгуливается. Отойти ему нужно от сарая. Засиделся за последние дни.

– Пусть выгуливается.

Погода сегодня безветренная. В лесу прохладно. Я ёжусь после тёплой машины. Всё равно хорошо. Идём в лес друг за другом. Впереди Володька с Соловкой на поводке, Василий с Будилой, я и еще пара наших друзей, замыкает шествие Николай Николаевич.

– Спускайте собак и не спешите, – говорит он. – Идите просекой, меня не ждите, стар я за вами бегать.

Места нам известные. Гончие начали работать, пошли в поиск.

– Как старик? Чего-то выглядит неважно, – киваю я в сторону Николая Николаевича.

– Плоховат. – Володька смотрит, как тот идёт за нами.

– Ничего, он хоть и стар, а гляди, ещё и зайца возьмёт. Всё равно ему сейчас с нами во сто крат лучше, чем дома.

– Это точно, – соглашаюсь я с Володькиными доводами. – Сердечко только бы его не прихватило.

– Не должно. Хотя прошлый год мы его из леса на руках выносили. Случится, и сейчас вытащим. – На этом наш разговор о здоровье Николая Николаевича закончен, переходим к охоте.

– Может, поможем собачкам? – советуюсь я с ребятами и, не дожидаясь ответа, кричу: – Ай, давай, давай, – подбадривая собак и себя. Ребята на мой призыв не отвечают. И тут в глубине леса гон! Подняли!

– Ав! Ав! Ав!

– Гонит! – орёт Володька.

Секунда – и нас с просеки сдувает, словно ветром, здоровые мужики во всю свою прыть, перепрыгивая через кусты и валежины, разбегаемся по лесу, занимать самые лучшие места – лазы, где вот-вот пробежит преследуемый гончими заяц.

Сердце в груди стучит, готовое выпрыгнуть. Когда Володька закричал: «Гон!», словно ударило током. Бегу по просеке. Останавливаюсь. Место хорошее – край болотца и леса.

– Ав! Ав! – гонит гончая.

– Почему гонит одна собака? Почему не подвалили другие? – Мысли одна за другой проносятся в голове.

– Наплевать! Главное, гон есть и, судя по голосу собаки, заяц идёт в моём направлении. Сейчас основное – это не прозевать зверька. Если я замечу его раньше, чем он меня, полдела будет сделано. Подпущу. А там – бух, и…

Сладкая истома накатывается на меня. Хочется от удовольствия закрыть глаза. Нельзя. Сейчас главное – слух и зрение. Все остальное – потом.

– Ав! Ав! Ав!

Поднимаю ружьё. Руки слегка вздрагивают. Проходит в ожидании минута, другая, в голове стучит одна мысль:

– Вот сейчас, сейчас!

Трубач, выжлец Николая Николаевича, мелькает за деревьями.

– Ав! Ав!

Морда до земли, уши болтаются в такт движениям кобеля, вижу открытую пасть.

– Ав, ав, – несётся из неё.