После финального свистка Петер потерял равновесие и в следующий миг вопил от счастья в чьих-то объятиях, а через секунду уже летел через несколько рядов головой вперед. Потом поднялся, прислушиваясь к звону в ушах от стоящего вокруг ора. Вопили и стар и млад, и фанаты хоккея, и те, кто был к нему равнодушен. Петер не помнил, как это произошло, но вдруг он почувствовал, что его со всей дури обнял какой-то поющий незнакомец. Подняв глаза, Петер увидел перед собой Роббана Хольтса, в обнимку с которым уже танцевал по лестнице. Остановившись, они посмотрели друг на друга и захохотали так, что не в силах были остановиться. Этим вечером им снова было семнадцать лет.
Хоккей – всего лишь пустяковая, нелепая игра. Мы отдаем ей год за годом, не смея надеяться на взаимность. Мы приносим в жертву все, что у нас есть, горим, кровоточим и плачем, прекрасно понимая, что в лучшем случае – как бы ничтожно и жалко это ни выглядело – дождемся в ответ максимум нескольких прекрасных мгновений.
Но разве жизнь – что-то большее?
19
Адреналин творит с телом удивительные дела. Услышав финальный свисток, мамы и папы запрыгали через борт, солидные предприниматели и руководство фабрики заковыляли по льду в своих ботинках на скользкой подошве, обнимаясь неуклюже, словно младенцы в подгузниках. Когда Кевин вместе с Беньи завернулся в огромный зеленый флаг, чтобы сделать круг почета перед трибунами, там уже было пусто. Весь городок высыпал на площадку. Люди прыгали, спотыкались, падали, смеялись, ликовали и плакали. Друзья детства, одноклассники, родители, братья и сестры, родственники, соседи. Надолго ли запомнится этот день? Нет, не надолго. Этот день запомнится навсегда.
Когда ты проигрываешь, то ощущаешь удар прямо в сердце. А когда выигрываешь, оно взлетает в облака. Этим вечером Бьорнстад превратился в небесный город.
Петер остановился в углу площадки. Он сел на лед и засмеялся. Бесконечные часы в кабинете, встречи, ссоры, бессонные ночи, каждое тревожное утро – все это было не зря, оно того стоило. Он так и сидел на льду, пока бьорнстадцы один за другим покидали площадку. Рядом уселся Роббан Хольтс. Они ухмыльнулись.
Адреналин творит удивительные дела, особенно покидая тело. Когда Петер играл в хоккей, он все время слышал, как важно «контролировать адреналин», хотя не понимал, что это значит. Для него было совершенно естественным сфокусироваться, сосредоточиться на льду, жить здесь и сейчас. И только впервые оказавшись зрителем на трибуне, он увидел со стороны, что от адреналина до паники один шаг. То же вещество, что толкает тело к подвигам и борьбе, будит в мозгу инстинктивный страх.
Пока Петер был игроком, он воспринимал финальный свисток как остановку на американских горках – одни думают: «Фух, наконец-то!», другие: «Еще!» После каждого матча ему всегда хотелось еще и еще. Теперь он, спортивный директор, не мог вернуться к нормальной жизни без таблеток от мигрени.
Когда спустя больше часа последние пьяные от победы спортсмены, родители и спонсоры наконец покинули ледовый дворец и вывалились на парковку с воплями: «МЫ МЕДВЕДИ, МЫ МЕДВЕДИ, МЫ МЕДВЕДИ ИЗ БЬОРНСТАДА!» – Петер, Роббан и их воспоминания остались наедине.
– Может, пойдем ко мне в кабинет? – спросил Петер, и Роббан расхохотался:
– Петер, милый, это ведь наше первое свидание, а я приличная девушка.
Петер тоже расхохотался:
– Уверен? А то попили бы чаю, посмотрели бы старые фотки.
Роббан протянул ему руку.
– Передай своим парням привет от меня, хорошо? Скажи, что был здесь один гордый старый лис, который смотрел матч.
Петер пожал ему руку:
– Приходи как-нибудь к нам на ужин. Мира будет ужасно рада!
– Конечно приду! – ответил Роббан, хотя оба знали, что это ложь.
И они разошлись по домам. Мгновенья – вот все, что у нас есть.
В раздевалке было пусто. Все закончилось: адреналин, песни и танцы, прыжки на банкетках, молотьба кулаками по стенам. Еще недавно в этой комнате ликовали голые по пояс молодые и не очень мужчины, поливая головы пивом, а теперь было пусто. Оставшись один, Амат ходил по раздевалке, собирая с пола обрывки скотча. В дверях появился удивленный Петер:
– Ты что здесь делаешь?
Амат покраснел:
– Не рассказывайте, пожалуйста. Ну, что я собираю мусор. Я хотел только обрывки убрать.
От стыда у Петера перехватило горло. Он вспомнил, как парень лет в восемь или девять собирал на трибунах пустые банки, когда Фатиме впервые не хватило на его снаряжение. Они были слишком гордыми, чтобы принимать милостыню, поэтому Петер с Мирой давали в местной газете фальшивые объявления, и каждый год откуда-то появлялась подержанная амуниция нужного Амату размера. У Миры была целая сеть агентов по дороге в Хед, которые по очереди играли роль продавцов.
– Нет… конечно, не расскажу, Амат, мне и в голову бы не пришло говорить о тебе остальным, – пробормотал Петер.
Амат посмотрел на него в недоумении. Хмыкнул:
– Остальным? Да плевать мне на них. Вы маме не рассказывайте! Она дико злится, если я за нее убираю.