Медвежий угол

Один из членов правления, шестидесятилетний исполнительный директор фирмы, производящей вентиляторы, в мокрой от пива одежде хлопнул Петера по спине и ухмыльнулся:

– Мы с Фраком встречались с местными политиками! Они сегодня здесь уже побывали! И я тебе скажу, Петер, между нами, у тебя охренительные шансы заполучить новую кофеварку!

Петер со вздохом извинился и вышел в коридор. Увидев Давида, он почувствовал почти облегчение, хотя в остальное время надменная манера юниорского тренера выводила его из себя. Но сейчас это был единственный трезвый человек поблизости.

– Давид! – окликнул он.

Давид шел дальше, даже не удостоив его взглядом. Петер побежал за ним следом:

– Ты куда?

– Хочу посмотреть запись матча, – ответил тренер с отсутствующим видом.

Петер засмеялся:

– Ты что, не празднуешь?

– Буду праздновать, когда мы выиграем финал. Вы ведь для этого меня нанимали. Чтобы выиграть финал.

Давид держался еще высокомернее, чем обычно. Петер вздохнул и смущенно засунул руки в карманы.

– Ну чего ты, ей богу… Хоть мы с тобой и расходимся по всем вопросам, но это твоя победа. Ты ее заслужил.

Глаза у Давида сузились в щелочки, он кивнул на кабинет, где орали спонсоры, и ответил:

– Нет, Петер. Тебе же сказали: это твой вечер. Ты ведь звезда нашего клуба, разве нет? Так было всегда.

Петер почувствовал, как в животе разрастается черная туча, в которой непонятно чего больше – стыда или злости. Он не хотел, чтобы голос прозвучал так злобно, когда прокричал Давиду вслед:

– Я всего лишь хотел тебя поздравить!

Давид обернулся и с горькой усмешкой сказал:

– Ты бы лучше Суне поздравил. Он сделал все, чтобы мы победили.

Петер кашлянул.

– Я… он… я не видел его на трибуне…

Давид смотрел в глаза Петеру, пока тот не опустил взгляд. Тренер грустно кивнул.

– Он сидел там же, где всегда. И ты это знаешь. Я в этом уверен, ты же наверняка пошел в обход, чтобы с ним не столкнуться.

Петер тихо выругался и отвернулся. Слова Давида прозвучали ему в спину:

– Я не наивный щенок, Петер, и прекрасно вижу, чем мы тут занимаемся. Я займу место Суне, потому что время пришло и я это заслужил. Так что чувствую себя свиньей. Только не забывай, кто открыл ему дверь на улицу. Не надо делать вид, что это было не твое решение.

Петер в бессильной злобе крутанулся на месте, сжав кулаки.

– Выбирай выражения, Давид!

Давид не думал отступать:

– А то что? Ударишь меня?

У Петера задрожал подбородок. Давид не двигался с места. Наконец он презрительно ухмыльнулся. Один продолговатый шрам красовался у него на подбородке, другой – чуть выше на щеке.

– Не думаю. Ты ведь у нас Петер Андерсон. И за тебя на скамейке штрафников отдуваются другие.

Войдя к себе в кабинет, Давид не стал хлопать дверью. Он закрыл ее совершенно бесшумно. Больше всего Петер ненавидел его за это. За то, что Давид был прав.

Когда журналистка местной газеты брала у Кевина интервью, тот был совершенно невозмутим. Окажись на его месте кто-то из сверстников, он бы с ума сходил от волнения, а Кевин излучал спокойствие профи. Он смотрел журналистке в лицо, но не в глаза, а на лоб или ноздри, держался расслабленно, но не развязно, без любезности, но и без хамства, отвечал на все вопросы, но при этом ухитряясь не сказать ничего по существу. Когда журналистка спросила о матче, Кевин стал рассуждать о том, что в хоккее «важно хорошо двигаться, забивать больше голов, создавать моменты». Когда она попросила рассказать, что значит для города и его жителей победа в финале, Кевин произнес, словно робот: «Для нас главное – сам матч, мы стараемся сосредоточиться на хоккее». Потом журналистка вспомнила, что игрок из команды противника, к которому товарищ Кевина Беньямин Ович в конце матча применил силовой прием, получил сотрясение мозга, на что Кевин не моргнув ответил: «Я не видел, как это произошло».

В свои семнадцать лет он умел держаться с прессой, словно заправский политик. Восторженная толпа унесла его, прежде чем журналистка успела задать другие вопросы.

Амат нашел в толчее свою маму и поцеловал ее в лоб. Та со слезами на глазах прошептала: «Иди, иди!» Он рассмеялся и, обняв ее, пообещал вовремя вернуться домой. Мать знала, что он врет. И была счастлива.

Где-то в стороне на парковке, в самом дальнем круге популярности, стоял Закариас, а его лучший друг тем временем находился в круге первом. Взрослые садились в машины и уезжали, оставляя детей наедине с их грандиозным вечером, и, когда компания игроков вместе с девчонками стала двигаться в сторону вечеринки, куда были приглашены почти все, стало мучительно ясно, что кто-то все же остался за бортом.

По дороге в кафетерий Петер встретил Маю и Ану. К его несказанному удивлению, дочь бросилась ему на шею – когда ей было пять лет, она встречала его так с работы по вечерам.

– Я горжусь тобой, пап! – прошептала она.

Наконец Петер неохотно разжал объятия. Когда девочки с хохотом сбежали по лестнице, воцарилась тишина, нарушаемая лишь его собственным взволнованным дыханием и чуть позже – голосом Миры.

– Ну что, суперзвезда, теперь моя очередь? – крикнула она.