Мегамир

Неслышно поднялась к ним Саша, отрапортовала:

– Капитан, мы готовы продолжать полет всю ночь!

– Намек понял, – ответил Морозов. – Евфаксий Владимирович, вы планировали вторую посадку сделать сегодня? Для ночлега?

– Из графика не выбиваемся, – сказал Енисеев, он украдкой рассматривал Сашу, – так что можем и сегодня. Командуйте посадку.

– А куда именно?

– Просто вниз. Мы ведь проверяем выживаемость?

– Евкивий Владимирович, давайте без ухарства. А то я смотрю, вы уже перещеголяли кое в чем наших бравых десантников… Вон Саша как на вас смотрит…

Саша фыркнула негодующе. Енисеев поспешно отвел глаза в сторону:

– Мы даже в реке не утонем, если в нее попадем.

Морозов сам уменьшил огонь в горелке. Он любил управлять подачей пропана, чувствуется мощь, а руководитель сам должен держать руку на рычаге. Двигатель гудел, взревывал, а этих звуков так недоставало еще с той поры, как из кабины стратосферного истребителя Морозов пересел в директорское кресло.

Шар начал терять высоту. Верхушки мегадеревьев поднимались навстречу, проносились под гондолой, вырастая и вырастая, наконец зеленая гора пошла слева на уровне «Таргитая». Впереди поднимался новый зеленый кряж, уже различались отдельные иголки, каждая с бревно, однако Морозов сделал маневр, шар подпрыгнул, гора проплыла внизу, затем гондола резко пошла вниз.

«Таргитай» летел в странном мире, где справа и слева на космических расстояниях высились темно-коричневые колонны, рядом с которыми Останкинская телебашня была бы камышинкой. Зелень осталась далеко вверху, здесь только колонны, что вырастали из серого тумана, длились и длились, пока не исчезали в зеленом тумане, в котором уже и не угадывались ветки.

Они снижались быстро, воздушный поток нес их между колоннами. Ближе к земле колонны становились толще, необъятнее.

Однажды шар прошел совсем близко возле одной, это было вставшее на ребро горное плато с обязательными ущельями, разломами, холмами…

Наконец из серого тумана внизу опять выступила зелень, ветки. Пошли мегакустарники. Их «Таргитай» миновал быстро, дальше замелькали этажом ниже разноцветные узорные листья папоротника, еще ниже – травы помельче, победнее…

Гондола чиркнула днищем. Над ухом Енисеева гулко хлопнуло, прозвенел вопль: «В яблочко!» Резко дернулся пол. Гондола несколько раз перевернулась, замерла на привязи. В Большом Мире все было бы всмятку, здесь же как ни в чем не бывало все прилипли к иллюминаторам. Наконец Енисеев на правах эксперта распахнул люк.

Они находились в исполинском мегалесе. Далеко смутно виднелись серо-коричневые стены мегадеревьев, что уходили в небо, между кустов рос и настоящий лес: будяки, чертополох, молочай, одуванчики…

– Выгружайтесь, – велел Енисеев, ощущая непривычный подъем. – Бросок во-о-он к той Останкинской телебашне.

Вчетвером, точнее – впятером, ибо Дмитрий не расставался с Бусей, они побежали, перепрыгивая через бугры, сканируя местность взглядами, обходя сторонкой неопознанных насекомых.

Зеленый ствол незнакомого растения поднимался прямо из земли. Метров тридцать в поперечнике, без листьев, без привычных волосков по стволу, молодой, зеленый, он тянулся ввысь, а через каждые сорок-пятьдесят метров стебель прочно опоясывали валики междоузлий.

– Вперед и выше! – скомандовал Енисеев.

Каждый нерв в нем гудел от возбуждения. Он с удивлением и недоверием прислушался к своему голосу. Командные нотки? У него?

Омертвевшие клетки выступали наружу твердыми плитками, укрывая нежную ткань. Карабкаться было легко, вес не тянул, и Енисеев обнаружил, что несется вперегонки с Дмитрием и ксерксами. Интеллектуальный и бесхитростный резко ушли вперед, а с Дмитрием бежали ноздря в ноздрю. Дмитрий уже запыхался, с недоверием бросал взгляды на мирмеколога. Наконец спросил подозрительно:

– Ты не на допинге случаем?

– Случаем нет, – ответил Енисеев бодро. – А что?

– Резвый больно.

– Ничего, твои мускулы еще пригодятся.

Он остановился на высоте сорокаэтажного дома, ощупал зеленую стену. Дмитрий тоже осматривал каждый дюйм, стараясь понять, что ищет мирмеколог. Когда нерешительно раскрыл рот, собираясь сказать о своем открытии, Енисеев ткнул пальцем:

– Вот здесь проруби отверстие.

– Вместо толстой стены натянута пленка, – сказал Дмитрий раздосадованно, – но закрашена под стену… Ты догадался?

– Знал. Растение эти окна специально оставляет, чтобы муравьи могли пробраться внутрь. У них такой сговор.

– Сговор?

– О взаимопомощи, – ответил он таинственно.

Дмитрий только ткнул лезвием, как изнутри пахнуло теплым влажным воздухом. Продрав зеленый занавес, он сунулся в дыру. Там был цилиндрический зал в двадцать метров диаметром. Пол блестел крохотными капельками на подогнанных одно к одному волокнах. Стены уходили ввысь. На большой, как в церкви, высоте виднелся мясистый, поросший зелеными сталактитами потолок. Нежно-зеленые стены с солнечной стороны и темные – с теневой пропускали ослабленный свет. Справа по стене мелькали тени: рядом под ветром покачивалась соседняя «останкинская телебашня».

– Здесь остановимся на ночь? – догадался Дмитрий.

– Здесь. Или в любом другом зале. На выбор!