Мегамир

– Пожалуй, вы несколько преувеличиваете. Склады заполнены продуктами, как мне стало известно, на восемь лет вперед. Несчастные случаи прекратились. Тут заслуга, пожалуй, ксерксов… Персонал обучен, техминимум сдан, инструкции по пользованию оружием, инструментами и прочим оборудованием вывешены в коридорах… гм, тоннелях. Алексеевский уже лезет на стену от безделья! А мы ему работу найдем потруднее.

В день старта все оставили дела, поднялись на поверхность. Ветра не ощущалось, но где-то там, вверху, где сияет немыслимо синее небо, уже двигаются в нужную сторону воздушные массы. А здесь темный густой воздух, почти неподвижный, пропитанный свежим запахом ранних цветов, здесь черный ящик гондолы, гордые именинники…

С легким треском вспыхнуло пламя в пропановой горелке. Красный мешок нехотя зашевелился, начал разворачиваться, наполняться горячим воздухом. На мир вдруг взглянули огромные жуткие глаза, бессовестно скопированные с крыльев бабочек.

Возле Енисеева внезапно возник, как чертик из коробки, Чернов. Черный как жук, быстрый, загорелый, всегда улыбающийся. Он тащил аппаратуру, инструменты, запас химреактивов в больших пластиковых пакетах.

– Дождались! – воскликнул он довольно. – Вы не огорчайтесь, Евпукий Владимирович. Без глупостей ни в одном деле не обходится, надо бы привыкнуть. Я с вами совершенно согласен: женщины здесь существовать просто не способны. Они слишком примитивные, ограниченные. Иногда просто дуры…

Енисеев предостерегающе кашлянул, указал глазами на приближающуюся с бластером на изготовку Сашу:

– Мне кажется, эти в целом-то верные… и своевременные утверждения лучше высказывать в другой компании.

Чернов резко повернулся, расплылся в широкой улыбке:

– А, Саша! Ну, Евтетерий Владимирович, вы даете! Это же Саша! Саша, ты сама понимаешь, я не имел в виду тебя. Я вообще, как и все на станции, никогда не считал тебя женщиной.

Енисеев кашлянул громче:

– Виктор, помолчи, а? На сегодня ты уже наговорил достаточно.

Чернов с непониманием и даже обиженным видом пожал плечами, бегом понесся к гондоле. Груз держал обеими руками, зубами, прижимал подбородком, кажется, пытался что-то ухватить ушами.

Саша как-то замедленно кивнула Енисееву и прошла, поводя бластером, к месту погрузки. Там оглянулась, в ее глазах было странное выражение, которого Енисеев раньше не видел.

Енисеев последние два дня не принимал участия в подготовке к старту. Почти безвылазно проводил время в темных сырых глубинах. Возвращался в слизи, от него несло молодыми личинками, выпотом, другими странными запахами, каких не услышишь от прокаленных солнцем солдат и фуражиров.

Морозов, завидев его выползающим на поверхность в который раз, нетерпеливо крикнул:

– Не налюбуетесь? Мазохин клянется, через час можем стартовать. У нас все в порядке?

Он покосился на поверхность пня. Ксерксы носились как угорелые, забирались в щели, ныряли в туннели, выскакивали с угрожающе распахнутыми жвалами. Из гондолы было видно, что и далеко внизу на земле тоже бегают, сталкиваются, щелкают жвалами, многие забирались даже на стебли, соскакивали, что нехарактерно для ксерксов…

Мимо гондолы пробирался в тень, суетливо пресмыкаясь, голый нежный червяк. На него с разбега наткнулся огромный ксеркс с растопыренными для драки жвалами. Не вцепился, как сделал бы раньше любой ксеркс, а перескочил и помчался дальше. Червяк неторопливо потащился дальше, ничуть не струсив, будто знал, что ксерксам не до него.

Морозов в растерянности повертелся по сторонам, обернулся к мирмекологу. Енисеев и червяк знают нечто, а он, начальник экспедиции, не знает, не понимает, хотя происходит явно необычное.

– Могут помешать? – спросил он подозрительно.

– Не успеваем… – крикнул Енисеев. – Уже не успеваем!

Рядом с его подошвами хрустнуло. Наверх выдвинулся огромный ком, размером с люк ракетной шахты. Енисеев отпрыгнул, а ком с шелестом развалился на слипшиеся опилки, камешки. Следом выскочил огромный ксеркс, разъяренно понесся по срезу пня. За ним выбежал второй, третий…

Открылась нора чуть дальше, потом еще, еще… Норы появлялись там, где никогда их вроде бы не было. Ксерксы выскакивали, метались из стороны в сторону, сталкивались с другими, что выбегали из соседних и дальних нор. Черно-красных тел стало так много, что уже слились в черно-красное море, бурлящее, клокочущее, наполненное шумом трущихся панцирей, запахом муравьиной кислоты.

ГЛАВА 4

Когда огромная площадь была заполнена возбужденными муравьями, а остальные бегали по отвесным стенам и носились вокруг пня, из нор начали осторожно выдвигаться странные существа, мало похожие на муравьев. Чуть крупнее ксеркса, но с крохотными головками и огромнейшими глазами, с упрощенными сяжками и… блестящими крыльями!

– Самцы, – пояснил Енисеев буднично. Он вскарабкался по стенке гондолы к Морозову. – Сейчас начнут подниматься самки, вот это будет…

– Опаснее?

– Просто намного зрелищнее.

Самцы еще продолжали лезть из нор, когда среди ксерксов появилась первая молодая самка. Голова ее была с половину туловища самца, а когда вылезла из норы целиком, Морозов ахнул.