Мэйдзин

Мэйдзин, опираясь на подлокотники, невольно хмыкнул. Затем выпрямился, втянул подбородок, открыл глаза и посмотрел на доску, будто бы хотел сделать в ней дыру. У него были толстые веки, и глубокий разрез только подчеркивал его взгляд.

Теперь после атакующего 115-го хода черных белым предстояло защищать свою территорию. Пришло время перерыва.

Днем, перед тем как снова сесть за доску, седьмой дан Отакэ принес из комнаты лекарства для горла. От них исходил резкий запах. Отакэ закапал в глаза капли и взял две грелки-кайро.

116-й ход белых занял две минуты, и до 120-го игра развивалась быстро. Здесь мэйдзин мог бы уступить, но вместо этого выстроил жесткий треугольник. Настал решающий момент. В таких партиях, когда исход до конца непонятен, даже уступка в одно очко могла оказаться роковой. К тому же мэйдзин потратил на ход, который мог бы решить исход игры, менее минуты, что должно было обескуражить противника. И вдобавок, не подсчитывал ли мэйдзин очки, так быстро сделав 120-й ход? Он будто отмечал каждое очко мелким подергиванием головы, и эти движения уже вызывали трепет.

Судьба партии могла решиться с перевесом в одно очко. И если белые столь упорно сражались за два очка, то и черным пришлось действовать так же. Седьмой дан Отакэ напрягся – на его круглом детском лице впервые проступили синие вены. Он раздражался и быстро обмахивался веером.

Нервно обмахивался веером даже мэйдзин – мерзляк по натуре. Я не мог смотреть на игроков.

Наконец мэйдзин расслабился. Настала очередь ходить седьмому дану, и тот сказал, распуская хаори:

– Простите, я не могу думать. Мне жарко.

Затем мэйдзин последовал его примеру, отогнул воротник кимоно и вытянул шею. Этот жест выглядел чудно.

– Жарко, жарко. Опять я долго думаю. Ох, простите. Впереди плохой ход. Все пойдет кувырком, – сказал седьмой дан, чтобы успокоиться. Он думал 1 час и 44 минуты и в 15:43 сделал 121-й ход.

За три встречи после возобновления партии в Ито было сыграно двадцать ходов, от 101-го хода черных до 121-го хода черных. Черные потратили на ходы 11 часов и 48 минут, а белые всего 1 час и 37 минут. В обычной партии в го седьмой дан Отакэ потратил бы все время за эти одиннадцать ходов.

Даже по разнице во времени становилась очевидной разница в психологии и физиологии между седьмым даном и мэйдзином. И ведь это мэйдзин имел славу игрока, который тщательно обдумывал каждый ход.

37

Каждую ночь дул западный ветер. Однако 1 декабря выдалось теплое, ясное утро, и воздух даже струился от жары.

Вчера днем после сёги мэйдзин отправился в город поиграть в бильярд. Ночью, до одиннадцати часов, он играл в мацзян с шестым даном Ивамото, пятым даном Мурасимой и секретарем Яватой. А утром проснулся в восемь и гулял по саду. В саду порхали стрекозы.

Седьмому дану выделили комнату на втором этаже; клены под ней только наполовину покраснели. Отакэ встал в половину седьмого. Он посетовал на боли в животе, сводившие его с ума. На столе стояло больше десятка разных лекарств.

Пожилой мэйдзин, похоже, оправился от простуды, а вот молодого седьмого дана терзали всякие болезни. Он сильнее нервничал, что было заметно даже по внешнему виду. За пределами зала для игры мэйдзин забывал о партии и спокойно увлекался другими играми. Он даже не держал доски для го в своем номере. Седьмой дан в свободное время сидел за доской и без устали изучал партию. Соперники различались не только возрастом, но и темпераментом.

Утром 1 декабря мэйдзин сказал распорядителям:

– Вчера в половину одиннадцатого вечера я видел «Кондора»[68]. Такая скорость!

Сёдзи зала, расположенные на восток, озаряло яркое утреннее солнце.

Кстати, в день игры случилось нечто необычное.

Секретарь Явата показал печать на конверте с отложенным ходом седьмого дана, затем вскрыл конверт с записью партии перед ходом, но не смог найти 121-й ход черных.

Игрок не показывал листок с отложенным ходом ни распорядителям, ни противнику. Он клал его в конверт и запечатывал. Седьмой дан Отакэ записал этот ход на листке, выйдя в коридор. Затем он запечатал конверт, и на эту печать секретарь Явата поставил еще одну, большую. Конверт хранился в гостиничном сейфе до следующей встречи. Поэтому ни мэйдзин, ни Явата не знали, как пойдет седьмой дан. Однако все гадали, каким мог быть этот ход. Ведь отложенный 121-й ход черных должен был стать кульминацией игры, и мы все ждали его с напряжением.

Явата должен был обнаружить ход сразу же, но у него не получилось. Некоторое время он разглядывал конверт. Наконец ахнул и поставил камень. Я, стоя чуть поодаль от доски, не сразу заметил, где ход. Когда я его увидел, то не мог понять, зачем он нужен. Это был ход не в центр доски, где велась схватка, а в отдаленный, верхний левый угол.

Он выглядел как ко-угроза[69] даже для любителя, и я ощутил волну возмущения. Неужели седьмой дан Отакэ воспользовался отложенным ходом? Использовав его в своей тактике, он поступил бы низко и подло.

– Я думал, он сделает ход в центр. – Секретарь Явата горько рассмеялся и отошел от доски.