Мэйдзин

– Мэйдзин стал священником, взял имя Нитион, и у него есть монашеские одеяния, – сказал секретарь Явата. На стене в зале висел свиток Хампо с надписью: «Жизнь, фрагмент пейзажа». Глядя на иероглифы, я вспомнил, что недавно читал в газете об авторе надписи, Таката Санаэ, который находился в тяжелом состоянии. Свиток в другой рамке был написан Мисимой Ки под псевдонимом Тёсю и посвящен двенадцати знаменитым видам Ито, а в соседней комнате в восемь татами висел свиток со стихами бродячего монаха.

Рядом с мэйдзином стояла большая жаровня из павловнии, поскольку он боялся, что простудится, а чуть дальше грелась вода в нагахибати[66]. По просьбе Отакэ, седьмого дана, он завернулся в шарф и сидел в зимней одежде с шерстяной подкладкой. У него был легкий жар.

Открыли отложенный 105-й ход черных. Мэйдзин сделал свой ход через две минуты, и Отакэ снова принялся думать, бормоча, словно в трансе:

– Странное дело! Времени осталось мало. Я все думал и думал, и почти из сорока часов у меня не осталось времени. Такого с сотворения мира не случалось. Трачу только время впустую. Надо ходить за минуту.

День выдался облачный, вдалеке пел бульбуль. Я увидел на пруду две расцветших азалии, совсем не к сезону. На них распускались почки. К веранде подлетела трясогузка. Слышался мотор, качавший воду.

Седьмой дан думал 1 час и 3 минуты над 107-м ходом черных. 101-й ход черных стал атакой, вторжением в мойо белых в правом нижнем углу, требовал ответа и стоил бы 14–15 очков. 107-й ход черных в левый нижний угол не требовал незамедлительного ответа, но расширял территорию черных и мог бы принести целых двадцать очков. Мы, зрители, думали, что оба хода крайне выгодны для черных.

Но белые перешли в наступление. Мэйдзин тихо, хмуро дышал, закрыв глаза, лицо его приняло бронзовый оттенок. Щеки слегка задергались. Он будто не слышал ни ветра, ни барабанов бродячего монаха. Мэйдзин потратил на ход 47 минут. В Ито это был один из самых долгих его ходов. Кстати, следующий, 109-й ход черных занял у седьмого дана Отакэ 2 часа и 43 минуты и оказался отложенным. В тот день сыграли всего четыре хода. Седьмой дан потратил 3 часа и 46 минут, а мэйдзин всего 49 минут.

– Так может случиться все что угодно. Положение убийственное, – сказал в своей обычной полушутливой манере седьмой дан Отакэ, поднимаясь на обед.

108-й ход белых имел двойную цель: он угрожал черным в правом верхнем углу, нарушал плотное расположение белых в центре и в то же время защищал белых справа сверху. Он вышел весьма удачным. Го Сэйгэн написал в комментарии:

«108-й ход белых был крайне сложен. Я с немалым интересом жду, к чему он приведет».

36

Через два дня, утром следующей встречи, и мэйдзин, и седьмой дан Отакэ пожаловались на боль в животе. Седьмой дан сказал, что не спал с пяти утра.

Когда был раскрыт отложенный 109-й ход черных, седьмой дан, сняв хакама, вышел. А когда вернулся, мэйдзин уже сделал ход. Седьмой дан удивился:

– Так быстро?

– Простите, что не подождал, – сказал мэйдзин. Седьмой дан, скрестив руки, прислушался к ветру.

– Кажется, опять холодный осенний ветер. Или еще рано? Двадцать восьмое ноября.

Ветер с полуночи стих, но иногда поднимался.

108-м ходом мэйдзин сделал угрожающий выпад в угол черных. Отакэ защитился 109-м и 111-м ходами. Под атакой белых черные в углу столкнулись с трудностями, и возникло сложное положение. Придется ли черным умереть? Возникнет ли ко-борьба[67]? Вариантов было много.

– Надо бы заняться этим углом. Там поднакопилось долга. А большой долг – большие проценты, – сказал седьмой дан Отакэ, когда открывали отложенный 109-й ход черных. Затем черные решили задачу в углу, и волнения утихли.

На удивление, сегодняшняя игра еще до одиннадцати утра продвинулась на пять ходов. Однако 115-й ход черных оказался не очень простым для седьмого дана – настало время для решающей атаки, для вторжения в большое мойо белых.

В ожидании хода черных мэйдзин завел разговор о ресторанах «Дзюбако» и «Саваносё» в Атами, где подавали угря. Он вспомнил старинную историю о том, как совершил поездку в Атами, еще когда железная дорога заканчивалась только в Иокогаме, и как он путешествовал в паланкине с ночевкой в Одаваре.

– Мне было тринадцать лет… Это было пятьдесят лет назад.

– Старая история. Мой отец как раз тогда родился, кажется, – засмеялся седьмой дан.

Пока седьмой дан думал, он несколько раз выходил под предлогом болей в животе. Мэйдзин сказал в его отсутствие:

– Он уже больше часа думает?

– Скоро будет полтора, – ответила девушка, которая вела записи, и как раз прозвучала полуденная сирена. Девушка умело подсчитала, сколько она длится.

– Ровно минуту. На пятьдесят пятой секунде затихает…

Отакэ, вернувшись к доске, втирал в лоб «Салометил» и растягивал пальцы. Рядом он держал лекарство для глаз под названием «Смайл». Он, кажется, не собирался играть до половины первого, но в 12:08 мы услышали стук камня.