Механический бог

– Отличный вопрос! – поддержала Анна.

– Да, вопрос – хороший, но вполне предсказуемый и даже банальный, – сказал Вальтер. – В разной форме слышал его уже раз сто!

– Ответом-то удостоите? – пощурился Макс.

Вальтер задумался, встал и начал ходить по комнате. И только сейчас я обратил внимание, что на всех картинах, которые висели вдоль стен, были изображены люди, смотрящие на самих себя в зеркала. На одной картине был испуганный мужчина, выпучивший глаза на себя испуганного в зеркале. На второй – какой-то злой дедушка, скалил зубы своему отражению, которое скалило зубы ему в ответ. На другой – молодая особа удивленно улыбалась себе из зеркала. Смысл был понятен – каждый реагировал на себя. Когда человек злился, отражение отзывалось взаимностью, когда рыдал – отражение рыдало, когда человек смеялся, отражение смеялось. Люди поддерживали себя во всех начинаниях. А настоящие зеркала, висевшие между этими картинами, видимо были практическим приложением к общему замыслу.

– Мы ждем, – сообщила Анна.

– Мир является отражением вашего текущего этапа развития, – наконец, сказал Вальтер. – Ум пыжится изо всех сил, чтобы отразить хаос жизни. Наставники, которые специализируются на самонаблюдении говорят, что эго похоже на утонченный комок нервов, который непрерывно мечется, как эквалайзер под музыку drum and bass. Эго постоянно тянет вас в прошлое или будущее – в этом одна из главных его функций. Сущность нервного субстрата эго – антисмирение.

– Это, как у святых подвижников, только наоборот? – поинтересовался Макс.

– Не знаю, как там у святых сапожников. А у всех нас эго – это непрерывный поток неприятия жизни.

– То есть, когда я кого-нибудь посылаю в интимном направлении – это работа эго?

– Стопроцентная проекция антисмирения, – подтвердил наставник. Все, что вам не нравится в этом мире – дань эго. Этот нервный ком не способен принять настоящее. Здесь и сейчас – нет опор для эго, поэтому оно пребывает в непрерывном напряжении, в попытке что-то с чем-то сделать. Эго в буквальном смысле тянет, продавливает, сопротивляется, торопит. Вот вы сидите, или лежите, пробуете расслабиться, но что-то внутри хочет встать, пойти, начать что-то делать, менять.

– Но ведь иногда хочется сесть и расслабиться? – сказала, как всегда слегка негодующая Анна. «Видимо так бесновался ее нервный ком эго, – подумал я».

– Даже если вам удобно в теле, этот комок нервов продолжает увлекать в суету на уровне ума.

– Почему так происходит? – огорченно спросил Давид.

– Потому, что эго не может быть здесь и сейчас. Все самые злые проекции о войне, лукавых бесах и страшных болезнях – это камуфляж, которым эго прикрывает свою неспособность принять жизнь.

– Война – это рационализация антисмирения эго? – задвинул я.

– Когда нет эго, война ни чем не хуже одуванчика, – кивнул Вальтер, беззаботно проглотив мою «конструкцию». – Одна из функций эго – распределение проекций. Эго как бы отпрыгивает от хаоса жизни, при каждом отталкивании, создавая новую мысль.

Слова Вальтера вызвали во мне тревожное ощущение, и как мне показалось, другие тоже обеспокоились. Все же наставник хорошо разбирался в проекциях, иногда используя их для манипуляции нашими переживаниями. Однажды он сказал, что тревога и страх активируют внимание.

– А что с этим можно сделать? – спросил я об этом зловредном антисмирении.

– А что бы ты хотел с этим сделать? – Вальтер скопировал мою интонацию.

– Я бы хотел перестать томиться чем бы то ни было.

– Так перестань, – наставник развел руками, будто речь шла о чем-то очевидном.

– А как?

– Вот, Макс спрашивал про жопу, в сущности, и твой вопрос – о том же: вылезать, или нет… И если вылезать, то как? Верно?

– Верно, – сказал я. – Если еще учесть, что все вокруг – проекции…

– Тут есть разные подходы. У наставников пси-корпуса, как все вы знаете, есть две основных ветви развития – есть наставники практики – воины, а есть – наблюдатели. Первые пробуют менять события, вторые – свое отношение к событиям.

– А правда, что эта тенденция связана с юнгианскими психотипами? – спросил Давид.

– Ну, говорят, что якобы экстравертам ближе действия, а интровертам – наблюдение, однако учение о двух ветвях в Цитадели появилось задолго до рождения психолога Юнга.

– И все-таки, имеют ли смысл действия, если вокруг одни проекции? – спросил я.

– Такими вопросами всерьез задаются только пассивные мудаки… То есть, я хотел сказать – наблюдатели.

– И что обычно делают пассивные мудаки, чтобы вылезти из жопы?

– Наблюдатели в идеале ничего не делают. Это – их главная и самая сложная задача – ничегонеделание.

Я подумал, что Вальтер снова отбрехивается от скользкой темы, но ошибся.