– Ну так что, где народ? – осведомился он самым беспечным тоном, позволительным при данных обстоятельствах.
– Мы бы сами хотели это знать!
Ответ Эдгара прозвучал несколько зловеще.
– Где Дэвид? – спросил Монти.
Интересно, кто все-таки подложил ему под голову подушку и укрыл одеялом – Дэвид или не Дэвид? Монти надеялся, что он.
– У себя в комнате, спит, – сказала Харриет.
– А вы что тут дефилируете?
– Блейза ждем, – ответил Эдгар.
– И где этот ваш Блейз?
– Понимаешь, – сказала Харриет, – после того как вы с Эдгаром ушли, – (Эдгар глухо застонал), – Эмили Макхью сразу же подхватилась и убежала, Блейз за ней – и с тех пор никаких вестей.
– По-моему, все ясно, – проворчал Монти, досадуя на обоих, но все же радуясь тому, что, по крайней мере, он сам еще не утратил способности мыслить здраво. – Эдгар тут столько всего нагородил, – (Эдгар снова застонал), – что Эмили расстроилась, Блейзу пришлось провожать ее домой. А возвращаться было уже слишком поздно – вот он и остался.
– Возможно, конечно, такое, – сказала Харриет. – И я не возражаю, пусть бы он… остался, раз так поздно… Но что же он не позвонил? Он ведь знает, что я… что я…
Тут губы ее плотно сжались, и глаза, явно не впервые за эту ночь, наполнились слезами.
– Ах ты, что же это такое… – забормотал Эдгар.
– А сами-то вы звонили Эмили? – спросил Монти.
– Харриет не знает номера, а в телефонной книге его нет, – ответил Эдгар.
– Думаю, Харриет, сейчас тебе лучше всего лечь спать, – сказал Монти. – Глупо мучить себя всю ночь почем зря. Ясно же, что Блейз и Эмили могли добраться до ее дома только глубокой ночью. Он наверняка решил, что ты уже легла, и не захотел тебя беспокоить. Так что хватит тебе играть эту трагическую роль, иди лучше спать. Если Эдгар решил наложить на себя епитимью и бдеть всю ночь, то при чем тут ты? Пусть бдит, я даже могу составить ему компанию. А ты иди спать.
– Нет, нет, я никуда не пойду, разве я смогу уснуть?.. А вдруг с ним что-то случилось, вдруг он попал в аварию? Мне так страшно… Я должна видеть Блейза, должна… Все равно в таком состоянии мне ни за что не уснуть… Нет, я больше не могу, я с ума сойду.
– Ай-ай-ай, что же это, – горестно приговаривал Эдгар, тоже, видимо, не впервые. – Мне так стыдно, так стыдно. Это было безобразно!..
– Спасибо вам, – сказала Харриет. – Вы оба такие добрые. Ах, Монти, слава богу, что ты пришел! – Она с чувством сжала его руку.
– Знаете что, я есть хочу, – объявил Монти. – Не возражаешь, если я приложусь к твоим бутербродам, – раз уж мы решили бдеть вместе? И пива бы хорошо, если есть.
– Посмотри в холодильнике, – сказала Харриет.
Они все вместе перекочевали на кухню и расположились за длинным столом. Монти и Эдгар ели бутерброды, запивали холодным пивом, Харриет, сидевшая между ними, собирала в складочку край клетчатой скатерти и тоскливо глядела в окно. Там над лужайкой уже начало светать, луна постепенно бледнела, и сквозь призрачно-серое оцепенение один за другим проступали силуэты деревьев.
– Дэвид даже не стал со мной разговаривать, – сказала Харриет. – Прошел молча, ни слова не сказал. А глаза такие красные.
– Ничего, он оправится, – сказал Эдгар. – У мальчишек это быстро проходит.
– Он не мальчишка… не просто мальчишка. Он глубокий, сложный человек.
– Не убивайся ты так, Харриет, – сказал Монти. – Тяжело, конечно, но все как-нибудь наладится.
«Как-нибудь, неизвестно как, – добавил он про себя. – Что за ахинею я несу?» В ту же минуту на него повеяло до жути знакомым холодком, будто где-то открылась невидимая дверь, и душу пронзило невыносимое желание видеть Софи. Если бы можно было идти куда-то ее искать – он бы ее нашел. Раньше, даже в самые худшие времена, одно ее присутствие оберегало его от всех бед. В худшие времена: когда она злилась на него, когда лгала, когда умирала.
– Господи, скорей бы уже Блейз пришел… или позвонил…
– Возможно, он сейчас как раз на пути домой, – сказал Эдгар. – Мало ли что могло его задержать. Ночью, а тем более без машины, оттуда сто лет можно добираться. Он может прийти в любую минуту.
– А мне что-то начинает казаться, – сказала Харриет, – что он никогда не придет. Всякое ведь бывает в человеческой жизни. Одни уходят навсегда, другие умирают…
– Прошу прощения, мне надо отлучиться в уборную, – сказал Монти.
Выйдя из кухни, он плотно затворил за собой дверь и свернул к лестнице, плавным полукругом уходящей наверх; в холодном свете высокого арочного окна уже отчетливо прорисовывалась каждая ступенька. Поднявшись на второй этаж, он остановился. Было очень тихо. Наконец в тишине Монти расслышал дыхание спящего Дэвида. На цыпочках подкрался к двери, осторожно, стараясь не скрипнуть, нажал на ручку и вошел.