Механика небесной и земной любви

Дэвид лежал на постели, полуприкрытый простыней. Он был все в той же рубашке, голова откинута набок – так, будто, засыпая, он метался в бреду, – длинные волосы легли на подушку торчком (казалось даже, не легли, а встали дыбом от ужаса), одна рука свешивалась до пола, как на картине Уоллиса «Смерть Чаттертона». Во сне лицо Дэвида снова сделалось далеким и чужим. Бледное, будто облитое зыбким утренним светом, оно было похоже на прекрасную посмертную маску. Минуты две Монти молча смотрел на спящего, потом бесшумно вышел. Каким безумцем надо быть, чтобы ждать утешения от мальчика, к тому же погруженного в собственные страдания? Вываливать ему на голову свои горести было бы глупо, даже подло.

Монти неспешно спускался по лестнице, когда в холле зазвонил телефон. Харриет, а вслед за ней и Эдгар тотчас выскочили из кухни. Эдгар бросился включать свет, Харриет схватила телефонную трубку.

– Милый… ты… слава богу. Да, да, конечно… как я могла забыть… Ну, разумеется… Я так волновалась… но теперь все в порядке… Да, сейчас лягу, уже иду, не беспокойся… Да, увидимся… Как камень с души… Спасибо, родной, что ты позвонил… спасибо тебе, спасибо…

Положив трубку, она подошла к лестнице. В свете устроенной Эдгаром иллюминации Монти было хорошо видно, как Харриет мгновенно преобразилась, горестные складки на ее лице разгладились, теперь оно сияло радостью и спокойствием.

– Ну и как, все в порядке? – спросил Монти.

– Да, да… все совершенно нормально… У меня просто вылетело из головы – у него же сегодня Магнус Боулз… сегодня как раз его день. Блейз только проводил Эмили до поезда, а сам поехал к Магнусу… Он пытался мне звонить, но неполадки на линии… никак не мог дозвониться. Сегодня он всю ночь сидит с этим несчастным. Блейз так внимательно относится к Магнусу, никогда еще не было, чтобы он отложил или перенес встречу с ним. Что ж, как видите, все кончилось хорошо. Спасибо тебе. И тебе тоже спасибо. Ну, кажется, теперь я могу идти спать.

– Я тоже, – сказал Монти. – Спокойной ночи.

Выйдя на улицу и чуть не споткнувшись о лежащего на крыльце Баффи, он бегом бросился к калитке. Баффи лениво полаял ему вдогонку. Солнце уже встало, ярко освещенная дорога была пустынна и полна деталей, как картина в ожидании центральной фигуры. Но я же и есть центральная фигура, догадался Монти и вдруг увидел себя словно со стороны: человек в черном бежит по дороге, словно спасаясь от преследователей, лицо изможденное, волосы всклокоченные, поднятый ворот рубашки топорщится. Лишь у дверей своего дома, лихорадочно роясь в кармане в поисках ключа, он заметил, что его и впрямь преследуют: Эдгар, с трясущимися на бегу телесами, уже сворачивал в распахнутую калитку. Солнце золотило его почти бесцветные волосы, отчего он был немного похож на психа и немного на прежнего, молодого Эдгара времен колледжа. Его мальчишеское розовое лицо выражало страстную мольбу.

– Монти… Можно я…

– Как, ты сказал, называется та школа?

– Какая? Где Бинки директор? Бэнкхерст.

– Скажи ему, что я готов у него работать, если они не передумали.

– Превосходно! Значит, я могу договариваться? Монти, можно я у тебя…

– Нет.

– Но куда же я пойду в такой час? Мой клуб откроется только…

– Иди куда хочешь, – сказал Монти. – Ко всем чертям. Возвращайся к Харриет. Она предоставит тебе постель. Возможно, даже свою. Разве ты не за тем к ней таскаешься?

Он переступил через порог и закрыл за собой дверь. Вот неблагодарная свинья, тут же выругал он себя. Дернул же черт такое сказать, ведь у меня даже в мыслях ничего подобного не было. Наверное, я все-таки помешался.

Он прошел в гостиную. На столе все еще лежала раскрытая «Илиада». Книга была снята с полки специально для Эдгара – чтобы он мог проэкзаменовать Монти на предмет греческого. Правда, никакого экзамена не получилось: этот отрывок Монти помнил наизусть. Захлопнув книгу, он подобрал с пола одеяло и начал медленно подниматься по лестнице. Безмолвный, недосягаемый призрак Софи скользил за ним. Потом растаял, сквозь землю с воем ушел. Но то был лишь призрак. А Софи теперь – ничто… нигде… никогда.

– А этот какой славный, смотри, – сказала Харриет, оборачиваясь к Люке, хотя для себя оба уже, конечно, все решили.

Люка взглянул на нее глазами коварного искусителя – когда он так смотрел, Харриет с трудом верилось, что перед ней всего-навсего восьмилетний мальчик.

– У него хвост длиннее всех, – ответил он.

Да, подумала Харриет, хвост у него точно длиннее всех. Ее уверенность слегка поколебалась. Господи, неужели придется взять двух собак?

Всю дорогу вдоль длинного ряда клеток их сопровождали взволнованные и дружелюбные собачьи улыбки: синхронно помахивая хвостами, собаки гурьбой бежали вдоль проволочной сетки с той стороны. Какие же они все были трогательные – все!

– Интересно, и не устают они так молотить хвостами? – сказала Харриет. – Я только гляжу на них, и то вся изматываюсь.

– А что потом будет с теми, которых никто не возьмет? Их убьют? – спросил Люка.

– Н-не знаю. Ну что ты, нет конечно.