Теперь перед ними был не то большой сквер, не то маленький парк. Густая некошеная трава, слегка отливающая красным, вовсю колосилась. Чуть поодаль стояло два монументальных, непроглядных до черноты ливанских кедра, за ними вяз, казавшийся на их фоне салатно-зеленым, и еще какие-то деревья; дальше, полускрытый листвой, бледнел слегка покосившийся фасад старого, постройки восемнадцатого века, здания. Справа тянулись кусты бузины, все в тарелочках золотисто-кремовых соцветий. Вдоль кустов, у самой кирпичной стены, проходила тропинка, на которую, прижимая палец к губам, свернула Пинн. С каждым шагом птичий щебет становился громче.
Стена кончилась, они свернули за угол, и декорации опять сменились. Путь пересекала дорога, по которой, видимо, давно никто не ездил – сквозь гравий проросли чахлые цветочки; по ту сторону дороги темнела высокая живая изгородь из тиса с аккуратно выстриженным в форме арки проходом в середине. Пинн на цыпочках перешла через дорогу и увлекла своего пленника под тисовую арку. За аркой оказался свежестриженый газон, обнесенный со всех четырех сторон высокой и такой же свежестриженой тисовой изгородью. Прямо против арки, через которую они вошли, в изгороди темнела еще одна арка, а по бокам от нее две ниши с изваяниями: в одной стоял посеревший от времени Гермес – обнаженный, но в крылатых сандалиях и шлеме; в другой Артемида в короткой тунике вытягивала стрелу из колчана. Только сейчас Дэвид понял то, о чем, быть может, догадывался с самого начала: этот пронзительный, будто бы птичий, щебет на самом деле состоял из девичьих голосов. Теперь в нем уже можно было различить колокольчики звонкого смеха и отдельные взвизгивания. Не отставая ни на шаг от своей спутницы, Дэвид пересек залитый солнцем квадрат газона, миновал густую тень тисовой арки.
– Чшш!..
Пинн предостерегающе вцепилась ему в руку.
Прямо перед ними, отделенная от них неширокой полоской зеленой травы, стояла сплошная высокая стена из розовых кустов; из-за этой стены, усыпанной малиновыми цветами, и доносился сладостный щебет. Прежде чем снова потянуть его за собой, Пинн внимательно огляделась и только тогда скомандовала:
– Ну, теперь быстро за мной!
Отпустив его руку, она стремительной поступью Артемиды пересекла оставшееся до розовой стены пространство, потом неожиданно присела, сгруппировалась, как ныряльщица, и исчезла где-то внизу. Дэвид, задыхаясь, последовал ее примеру. Перед ним был длинный округлый лаз, вроде лисьего или барсучьего, ведущий в самую сердцевину розовой заросли. Пришлось встать на четвереньки и ползти; мешал пиджак, все еще болтавшийся на руке. Наконец ладонь Дэвида уперлась во что-то теплое и податливое: нога Пинн, догадался он. Кое-как протиснувшись, он оказался под невысоким куполом из толстых сплетенных стеблей – красноватых, шипастых и словно бы стекловидных. Здесь царил полумрак, пронизанный одуряющим розовым ароматом. Двое теперь стояли на четвереньках друг против друга, земля под их коленями была неожиданно рыхлая и влажная. Руку Дэвида обожгла запоздалая боль: видимо, продираясь, он зацепился за розовый шип. Девичьи голоса были совсем близко, и Дэвид, боясь, что частое прерывистое дыхание может выдать его, прикрыл рот ладонью.
Пинн придвинулась к нему ближе и, касаясь коленями его колен и заглядывая ему в лицо, взяла его обеими руками за запястья; тут же ее ладони скользнули внутрь, под мятые рукава его рубашки. Краем глаза Дэвид успел заметить, что ее маленькая рука с серебряными кольцами на двух пальцах выпачкана в крови, и понял, что кровь – его. Сияющее улыбкой лицо Пинн, круглощекое и круглоглазое, как клоунская маска, качнулось к нему; на миг ему показалось, что она хочет его поцеловать. Но она лишь прошептала:
– Ни звука! Я покажу, куда надо смотреть.
Извернувшись, она улеглась на землю плашмя и ловко ввинтилась в еще более узкий лаз между красными стеклянными стеблями, ведущий куда-то на ту сторону розовой заросли. Дэвид полез было за Пинн, но ее каблук неделикатно уперся ему в плечо: судя по всему, в этой малогабаритной норе не было места для двоих. Наконец, извиваясь, она вылезла обратно и тут же, схватив Дэвида за плечи, принялась заталкивать его в освободившееся отверстие. Он по-пластунски пополз вперед, где в просвете между листьями маячил солнечный свет. Но вот листва перед самым его лицом расступилась, и открылась другая, совершенно новая картина.
На переднем плане, полускрытый от Дэвида высокой травой, но все же вполне обозримый, виднелся водоем, выложенный потемневшим мрамором; в самом центре его высился внушительный, хоть и несколько обшарпанный барочный фонтан в виде скульптурной группы: Посейдон в окружении морских нимф. Водоем был размером с хороший плавательный бассейн, и сейчас в нем резвилось шесть или семь юных купальщиц – все гибкие, как рыбы, и все обнаженные.