Механика небесной и земной любви

Но в эту самую секунду взгляд Дэвида скользнул с ее грудей вверх к лицу, и ему почудилось, что она смотрит прямо на него (глупость, разумеется). Горячая тяжесть навалившейся Пинн, из-за которой он вынужден был лежать не шевелясь, сделалась вдруг невыносимой. Не думая уже о том, услышат его или нет, он с силой отпихнул Пинн, рванулся, привстал и начал выдираться из тесной лисьей норы. На том конце шипастого тоннеля в глаза ударил яркий свет. Он бежал, не чуя под собой ног: под тисовую арку, сквозь стриженый квадрат газона, через дорогу с чахлыми цветочками, там за углом тропинка вдоль стены (два черных кедра справа), дальше дверь, потом огород с салатом, еще дверь – слава богу, незапертая! – и свобода. Здесь обычная городская улица, можно перейти на быстрый шаг. По странным взглядам, которыми окидывали его прохожие, он понял, что не только его рука, но и лицо выпачкано в крови. Он также понял, хотя и не сразу, что его пиджак остался лежать на земле, под розовыми кустами. Плоть его пылала, душа металась в путанице страстей. Он испытывал стыд. Страх. Яростный восторг.

– Я говорила, что тебе придется спуститься за мной в ад, найти меня там и оживить? – сказала Эмили.

Все у них было снова по-прежнему, только теперь к тому прежнему прибавились годы, страдания, которые они причинили друг другу, ужас разоблачения, страх потери – и все вместе стало глубже, крепче, сложнее и пронзительнее.

– Да, – пробормотал Блейз, опускаясь перед ней на колени.

– Я говорила тебе, что твое истинное «я» всегда со мной?

– Да.

Он потянулся – медленно, с наслаждением, как большой зверь, потом склонился и припал щекой к ее босой ноге.

– Господи, сколько я из-за тебя выстрадала. Сколько мы оба по твоей милости выстрадали.

– Да.

– Какой у тебя побитый вид. Весь побитый, не только глаз. Ну, ты сам все сказал, ты сам теперь все знаешь. Нельзя попасть в Зазеркалье, не порезавшись. Ты теперь это знаешь?

– Да.

Разрушительная сила, высвободившаяся три дня назад, продолжала свою работу. Она стала частью их силы и их знания, вдвоем они наконец начали обретать какой-то покой. Сначала Эмили говорила часами, Блейз слушал.

– Пусть она теперь страдает, ее очередь. Знаешь, я вдруг все про нас поняла. Черт, я ведь не желала ей зла – но кто знал, что она столько о себе возомнит? Прямо старшая жена в гареме, куда там. Она, видите ли, меня прощает, а я киваю как дура, соглашаюсь со всем, будто я какая-то преступница. Мы с тобой преступники, а она над нами самая главная – надо мной и над тобой, в общем кошмар. Заглянул бы ты тогда в зеркало, полюбовался бы на себя! Видочек – глупее не бывает. Как у нашкодившего мальчишки, которого пообещали высечь да в последний момент передумали. Тошно было смотреть, как ты ходишь перед ней на задних лапках, я чуть не свихнулась. А эти ее разговоры про то, какая я бедная и разнесчастная и что все это время ты ко мне относился плохо, но она заставит тебя относиться ко мне хорошо, – от всей этой ахинеи становилось еще хуже. Сначала я и сама была как пришибленная, но потом, слава богу, додумалась: нельзя же так, нельзя мириться с таким юродством во Христе. Ну хорошо, ладно, мне не нужна месть, я не хочу, чтобы она умывалась слезами. Но, черт возьми, у меня тоже есть права, и мне давно пора ими воспользоваться. А она пусть для разнообразия походит в бедных-несчастных.

Наконец гневные многочасовые излияния, которые Блейз выслушивал в мучительном и блаженном оцепенении, начали иссякать. Имя Харриет почти исчезло из их разговоров, упоминалось разве что в связи с какими-то практическими делами. О делах Эмили могла теперь рассуждать подолгу, с детской серьезностью и с удовольствием, и Блейз, слушая ее, переполнялся смиренной нежностью.

– Насчет твоей учебы: мы ведь не будем откладывать ее надолго, да? Я тоже хочу, чтобы ты стал настоящим доктором. Правда. И тебе совершенно не нужно из-за меня от чего-то в жизни отказываться.

– Ну, с этим пока все равно придется повременить. – Блейз, уже одетый и в галстуке, стоял перед Эмили на коленях и время от времени целовал подол ее юбки. – Посмотрим сначала, как у нас обернется с финансами.

– Погоди, дай я сяду, а ты клади голову мне вот сюда. Знаешь, все равно надо выехать из этой дыры как можно скорее. Для меня это важно. Как думаешь, та, новая квартира – не слишком большое транжирство?

– Нет, – сказал Блейз. – Новую жизнь надо начинать на новом месте.

– Хорошо. Это, как ты говоришь, психологически важно. Понимаешь, когда я увидела договор об аренде и под ним твою подпись, мне вдруг показалось, будто это мой сон сбывается – мы наконец женимся. Знаешь, мне столько раз снилось, что мне опять двадцать два года и что мы с тобой только что встретились и собираемся пожениться. Родной ты мой, ты даже не представляешь, какое это страдание невыносимое – знать, что мое место рядом с тобой, что я должна быть твоей законной женой, а быть столько лет непонятно кем!