Механика небесной и земной любви

Вот уже четыре дня Монти сидел дома затворником. К нему никто не приходил, лишь изредка забегала на минутку Харриет, но и она почти не разговаривала, выглядела расстроенной. Телефон по-прежнему молчал. Вроде бы должен был появиться Эдгар, сообщить о результатах добровольно взятой им на себя миссии, но не появлялся. Монти это, как ни странно, задевало. Тщетно он выглядывал в окна, проверял, не припаркован ли где-нибудь на обочине солидный «бентли» Эдгара. Хемингуэевский Старик явно обиделся на его идиотское прощальное замечание. Монти даже подумывал, не извиниться ли ему, но решил, что не стоит. Да и где искать Эдгара, чтобы извиняться? Чем он сейчас занимается? Коротает время в своем лондонском клубе? Или в Мокингеме – руководит разрушением уродливых теплиц, возведенных его садолюбивой матушкой? Монти даже разыскал в справочнике телефон Бэнкхерста, но пока не звонил. И все же это была хоть какая-то зацепка. Ведь можно, думал Монти, можно заставить себя взяться за эту работу. А оказавшись перед необходимостью вести себя как нормальный человек, он, совершенно не исключено, и поведет себя как нормальный человек. О том, чтобы писать, сейчас не могло быть и речи. Выжить бы как-нибудь – вот о чем надо думать. И помощи ждать неоткуда.

Конечно, оставались в жизни какие-то спасительные вечные истины: честность, аскетизм, самодисциплина – но даже эти истины казались ему, в его отшельничестве, ненастоящими. По-прежнему он пытался медитировать, но раз от раза попытки становились все более формальными, пустыми; это пугало. Тайные пространства, дарившие ему когда-то покой, тишину и пустоту, съеживались и выворачивались наизнанку. Он прибегал к стандартным приемам – считал вдохи-выдохи, но простые цифры вдруг вырастали в его мозгу до огромных размеров, обретая загадочный, невразумительный смысл. Хотелось лечь на пол и рыдать, но источник слез, видимо, иссяк навеки. Неудивительно, что он ждал Эдгара. Он был рад сейчас кому угодно, любому человеческому обществу. Но искать чьего-то общества, шевельнуть ради него хоть пальцем – к этому он не был готов.

Монти завернулся в белое меховое покрывало, стянутое с кресла, и уже собрался выпить снотворное и идти спать, когда раздался дверной звонок. Тут же кто-то забарабанил молоточком по входной двери. Судя по всему, человек за дверью был в отчаянии или чем-то сильно напуган. Монти поспешил в холл, включая на ходу свет, и распахнул дверь. Харриет (это была она) молча прошла мимо него в освещенный кабинет. На голове у нее была кашемировая шаль, повязанная как платок. Монти достаточно было мельком взглянуть на ее лицо, чтобы понять, что случилось. Возможно даже, что все эти четыре страшных дня он ждал, когда это случится.

В кабинете она, не говоря ни слова, вручила ему письмо и тихо села. Монти, стоя под лампой, начал читать: